/    с т а л и    в н о в ь     с в е т л е е    т е н и    /

едва ли в него когда-нибудь кидались п о д у ш к а м и. разве что сестра, которая лишилась памяти от взгляда очередного офицера и вознамерилась требовать свиданий с ним, а пуще того — немедленного обручения. сестёр лучше не расстраивать, они могут кидаться древними вазами. саша стоит неподвижно и совершенно непонимающе смотрит в сторону, откуда эта подушка летела. нет, в него определённо не кидались подушками. это такая и г р а у людей будущего, если они всё же, люди будущего? после подушки он весьма внимательно смотрит на стакан воды и этакое лекарство, на лекарство не похожее. разумеется, таблетки придумают несколько позже, а пока что ему известны разве что капли да настойки. 

— вы очень убедительны, — то ли всерьёз, то ли с иронией, однако же таблетку формой, походящей скорее на драже какие дарят на рождество в коробочке, проглатывает. 

сперва саша вздрагивает, невольно норовит отодвинуться, ускользнуть от чужих (настолько ли чужих?) рук; может быть, голос успокаивает, уверяет в том, что ему впрямь хотят помочь. голос сквозит равнодушием, а действия шепчут об обратном отчего-то; и какое тебе дело? 

— потому что иначе не знаю, как объяснить то, что произошло. кто-то из нас точно спятил, — мельком усмехается, стараясь мужественно не обращать особого внимания на к а с а н и я к оголённой коже. в его мире подобное будет немедленно раскритиковано; в его мире не существует женщин-врачей, разве что акушерки и бабки колдующие свои чудотворные зелья. нет-нет, определённо т а к и х врачей общество не примет, не одобрит. эта работа сугубо мужская. 

саша внимательно слушает. 

— а вы боитесь, что вера людям сделает вам больно? это правда, но без веры и надежды совсем невыносимо, — ему ли не знать, человеку, который лишившись надежды бросился в объятья невы. — тогда я не стану удивляться тому, что вы не верите мне. только намерений обманывать вашего брата у меня не было. 

саше достаточно того, что в своих искренних намерениях неизменно уверен. 

глядя в глаза, в которых трещинами и гранями расходится точно замёрзшее озеро, сердце замирает. глупому сердцу легко перепутать людей, когда они так похожи. 

а будущее не такое уж радостное, если прошлое в нём превратилось в сказку. 

— тогда помогите мне, — соглашается, ведь в самом деле, ему необходима помощь чтобы вернуться домой. ему неожиданно необходимы эти люди, чтобы выжить. в одиночку в этих диковинных декорациях определённо пропадёт. 

достаточно быть хорошим человеком, верно? 

напоследок только кивает, наконец-то находя что-то общее — за охрану и прислугу им тоже приходится платить. 

[indent]
//   в е т е р    л и с т ь я    с р ы в а е т
щ и п л е т    с т р у н ы    д е р е в ь е в
[indent]
[indent]  [indent] ЭТО КРОНЫ РЫДАЮТ
[indent]  [indent]  [indent] или песня Орфея?

саша выбегает за ней тотчас же; за окнами — холод, дождь и сплошной осенний туман. в душе — сплошной морок. саша готов бежать за ней куда угодно — в рай или пекло, в пропасть тёмную или взлететь отсюда прочь раз и навсегда. пощечина не больнее того осознания, кому могла предназначаться; не больнее того, что свободу вырывают из рук, запирают в золотой клетке намереваясь отдать подарком в чужие руки. саша всегда находит её — их сердца негласно выбирают одинаковые тропинки, одинаковые дороги. невыносимо видеть её здесь, под хлещущим дождём, под совершенно несправедливыми родительскими капризами; они хотят получить куклу безжизненную. беда в том, что ему известно сколько ж и з н и в ней. слишком много, чтобы наконец-то образцовой дочерью стать. саша никогда не станет образцовым сыном-наследником. их судьбы на небесах переплетены накрепко, разве что господь забылся закрепить надёжным браком. отчего-то все кругом твердят: воля господа иная — не видеться вам более никогда. эту волю саша будет отрицать, будет спорить, и грешить будет, если понадобится.  он только ближе подходит, смотрит на неё, а боль точно шею хватает в тиски, не позволяя говорить. их глаза — давно не отражение синего неба, скорее серые безжизненные тучи; и души такие же оголённые, опустошённые, как деревья, скинувшие листву. всё, что ему хочется сделать сейчас — бежать вместе с ней прочь, прочь, прочь. бежать туда, где не найдут. и вы убежите однажды.  — я и туда отправлюсь если понадобится, катя, — звучит словно умоляюще, чтобы она иначе не думала. он ведь, впрямь отправится, не сможет остаться здесь без неё.  перехватывает её руку, прижимает к своим губам крепко.  — нет, — качнёт головой совершенно категорично, удерживая руку катрин в своей. — нет, катя, не проси меня быть столь самолюбивым, я не смогу, — голос твёрже. обхватывает ладонями её лицо, смахивая пальцами то ли капли дождя, то ли с л ё з ы. видеть её слёзы совсем уж нестерпимо. — ты полагаешь, я живу ради чего-то другого? катя... — срывается с губ полушёпотом обречённым, — я люблю тебя. позволь мне любить тебя. лучше уж так, чем без тебя, — шепот обрывается касанием губ — отчаянным, холодным, но постепенно распаляющимся под хлещущим дождём. саша знает, что нельзя, и вопреки целует катю, не оставляя возможности вырваться.  «давай сбежим отсюда», — сквозь жар, губы опаляющий. давай сбежим.  только не на тот свет, катенька, слышишь?

несколько часов саша бессмысленно пялиться на собственное размытое отражение на чёрном прямоугольнике. неужто это з е р к а л о? выдумать подобного рода зеркала крайне глупо, ежели полагать что будущее неизменно является синонимом к слову «прогресс». эта штука вызывает неподдельный интерес, но куда сильнее гипнотизирует прошлая ночь и беспокойные сны. более того, он просыпался от странных звуков: какой-то топот доносящийся с потолка, какой-то грохот доносящий из-за стен будто бы, какие-то звуки походящие на сигналы, доносящиеся очевидно с улицы. в один прекрасный момент сигналы стали до того пронзительными и раздражающими слух, что он вскочил с дивана готовый к обороне. к несчастью своей молодости, саша успел побывать на войне. кто-то бы пояснил спокойным голосом, что всего лишь автосигнализация сработала. мир будущего полон опасностей, не иначе. теперь он сидит и смотрит на чёрное отражение своё, погружаясь в пучину вязкую, на дне которой тысяча причин для его смерти. весьма иронично его вытягивает очередная какофония звуков, последние ноты походят на чьи-то шаги и ему эти шаги не нравятся. должен ли кто-то бродить здесь? иван вернулся? виктория проснулась? вариантов множество, однако же ему не нравятся шаги и какие-то уверенные телодвижения человека, который явно чувствует себя как дома. человек заглянул в холодильник, только саша не знает что такое холодильник. человек искал что-то на кухне, может быть очень полезный смузи из шпината. что такое смузи саша тоже не знает, впрочем. знает только то, что следует проверить  (не)желательного гостя. осторожно перешагивая порог он выходит в тесный (по его разумению конечно же тесный) коридор, присматривается к закрытой кухонной двери, а когда оборачивается натыкается на низенькую фигуру и вздрагивает. наверное, она вовсе не страшная. наверное, она хорошая. саша окидывает изучающим взглядом её ночной наряд. выглядит по меньшей мере, очень необычно. 

— не беспокойтесь обо мне, я всего лишь хотел сказать... что в вашу квартиру кто-то проник, — заканчивает перед закрытой дверью. никто не спрашивает по утрам, желает ли он позавтракать. завтрак подаётся по обыкновению, даже если ни один член семьи к нему не притронется. обдумывая странность вопроса, саша решает дождаться возвращения виктории из ванной комнаты. 

и когда виктория самолично обнаруживает гостя на собственной кухне, он встаёт рядом с ней на случай, если понадобится защитить честь дамы. дворянское воспитание не выбьешь из состоявшейся личности, даже если эту личность почитают за сумасшедшую. этот гость одним своим видом вызывает отвращение. на фоне безумных картин будущего его образ наиболее безумен. его образ отдалённо походит на образ тот, который хотелось стереть в пепел — отчистить мир от грязи. 

саше не нравится такие вопросы. 

саше не нравятся такие люди, смотрящие свысока. 

так смотрел казанцев, которому едва ли удастся избежать сатисфакции если саша выживет. 

жених, жених, жених. саше должно быть всё равно на чужие жизни. саше должно быть всё равно. саша должен вернуться домой. саша забывает о вежливости, глядя на человека напротив ледяными глазами. у катрин тоже был жених. история периодично повторяется? найдётся ли в этом мире такой же саша, который отчаянно любит свою викторию? поднимая в памяти прошлый вечер, ухватываясь за услышанные фразы, он вдруг думает о том, что эта девушка может оказаться на краю моста или на берегу реки с такой же лёгкостью, как оказалась катя. 

всё остальное саша успешно пропускает мимо своего внимания. 

в иной ситуации следовало бы уточнить, что означает «растворимый кофе», но наконец-то опомнившись, он осторожно подходит к двери. голоса проскальзывают сквозь тонкую щель. подслушивать чужие беседы всё ещё крайне неприлично, да только положение своим безумством вынуждает. 

«ты с кем-то спишь, а мне говоришь такие небылицы!»

в его мире не принято говорить об этом столь откровенно, если ты воспитан подобающе. впрочем, в его мире используют иные обозначения, но саша неожиданно понимает суть. неожиданно порывается выйти за эту чёртову дверь. сдерживает здравый разум — в чужие дела не лезть. 

«только не говори мне, что вы были близки!»

раздражённым голосом отца по сердцу. такие подозрения всегда унизительны и даже в далёком будущем, даже через пару веков недоверие остаётся чем-то режущим, обидным, обесценивающим самые чистые и красивые чувства. присутствуют ли здесь красивые чувства, ему не знать. только отчего-то становится обидно за девушку, которую знает со вчерашнего вечера. в конце концов тот же здравый рассудок заставляет спрятаться на кухне до того, как поймают за таким низким занятиям — подслушиванием. 

что же ты наделал опять?

действо почти что драматичное. саша — причина раздора. некрасиво. он только молча кивает, не находя ни слов, ни извинений, которые в данную минуту звучат в сознании глупо. разрушить чьё-то счастье уж определённо не хотел, да только было ли здесь счастье? владислав казанцев уверял, что «она будет счастлива со мной». 

[indent]
* * *
ей-богу, он всеми силами пытается фокусировать взгляд на одной точке — стене. этакий неодобрительный, предосудительный взгляд вперемешку с вульгарным любопытством. ей-богу повсюду тысяча и одна подробность какая способна заинтересовать глаза и ум, а он всё посматривает на её обнажённые ноги. 

— вы же не забыли, что я привык к камзолам и дублетам? разумеется, не мне судить вас, — стараясь смотреть в сторону. не случись утреннего представления, подметил бы что судить об этом должен её жених. сейчас же даже он чует своим дворянским существом, что упоминать жениха — неуместно. что же, похоже тонкие платья с глубоким декольте в его мире и были придуманы для жаркой погоды. не велико отличие, правда?

а потом перед ними раскрылся какой-то огромный железный, громыхающий ящик, заходить в который вдруг весьма боязно. люди конечно же, говорят о том, что следует придумать замену лестницам, однако же только говорят; саша делает шаг вперёд лишь потому, что страшнее остаться в этих стенах в одиночестве, и конечно же потому, что виктория очень уверенно хватает его за руку. осматривает четыре стены в весьма тесном пространстве с некоторым отвращением: снова странный запах. только куда страшнее становится когда коробка падает вниз, а вместе с ней его сердце. 

первая поездка в лифте — позади. саша выходит даже живой, но потрясения лишь впереди. если его родной город в будущем выглядит подобным образом, он весьма рад тому, что родился в своём девятнадцатом столетии. хочется поинтересоваться, не обманывают ли его — любопытство не позволяет. глаза бегают от одного диковинного предмета к другому; а эти высокие здания походящие на какие-то коробки с окошками вовсе вызывают тоску. «как люди живут в этом?» — бормочет себе под нос, не замечая столь очевидной опасности. останавливается вовремя, однако опускает взгляд на неё непонимающий. 

саша — это типичное ваше представление о человеке из прошлого, этакий сборник клише. он будет задирать голову на многоэтажки, вздрагивать от сигналов автомобилей, лезть на красный и конечно же недоуменно рассматривать средства передвижения, пытаясь сообразить с какой стороны должны быть лошади. к огромному сожалению и удивлению, никаких лошадей здесь не было. средство передвижения представляет из себя ещё один продолговатый ящик — и почему так много ящиков? только у него есть колёса, он громыхает и везёт в себе самых разных людей. осматриваясь по сторонам подмечает, что не только виктория нашла сегодняшнюю погоду ж а р к о й. какая-то барышня с открытым животом ему подмигивает —  ещё бы не подмигнуть, если на тебя пялятся в открытую. саша мигом переводит взгляд на женщину, на коленях которой сидит прелестная маленькая девочка. саша улыбается и девочка отвечает взаимностью; дети — самые понятные существа в любом времени. его одинокое познание чужой вселенной медленно перетекает в тоску, на сей раз светлую и щемящую сердце, стоило только в окнах показаться р о д н ы м видам. едва веря глазам собственным, узнаёт петербург. ещё прошлым днём он был д о м а, да только всё было не хорошо. 

что же, стало быть, в будущем джентльмены перевелись?

несмотря на то, что люди позади неё смотрят косо, он дожидается пока рука скользнёт в ладонь. ему совершенно плевать, а может быть и немного ж а л ь, что красота прошлого здесь поникла. 

[indent]
* * *
«пятнадцатилетнее строение императорской библиотеки подходит к своему завершению», — сообщил однажды за завтраком николай николаевич. «есть опасения, что с открытием доведётся повременить», — императорская библиотека так и не была открыта, худшие опасения оправдались. саша делает осторожный шаг вперёд, впрочем, никогда и не сомневаясь, что подобные проекты, созданные на благо общества, непременно обретут жизнь и похоже, жизнь вечную. нынче только определяется штат и несутся перешёптывания о том, что книги доведётся вывезти ежели войне б ы т ь. но саша смотрит в потолок всё ещё существующего здания, которое не лишилось своего великолепия. «вы только вообразите, теперь многие люди смогут читать!» — беспечно _ радостно выдаёт он однажды на балу, натыкаясь разве что на скучающее выражение милого личика в ответ; мало кто задумывался о стоимости книг и недостижимости для людей более несостоятельных. за рассматриванием знакомого холла (однажды ему посчастливилось в нём побывать) саша не замечает и не слышит, что происходит чуть ниже очень высокого потолка.

отчего-то его теперь не задевает тот факт, что кто-то может не знать фамилию. разумеется, в его кругах все знают; из этих кругов ему безумно хотелось вырваться, что в этот миг осознаёт весьма отчётливо. 

ему хотелось, чтобы кто-то не знал эту фамилию. 

— раевский, — произносит просто чуть ли не пожимая плечами, словно фамилия самая обычная и ничего не значащая. 

ты самолично н и ч е г о не значишь. ты её только позоришь.

саше следовало поинтересоваться, для чего виктория решила провести утро в библиотеке и впрочем, интересоваться всем, что происходит вокруг. саша интересуется, разве что молча. решает, что петербург теперь похож на себя и никакой опасности не представляет, а потому можно прогуляться. просьба оставаться на месте и никуда не уходить явно не задерживается в его затуманенной памяти. отчего-то всё кругом кажется знакомым и далёким, чужим одновременно, что завораживает пуще прежнего. совсем недавно здесь располагалось средоточие петербургской богемы, ценителей искусства и публики любящей малый театр — молодая площадь только-только начала строиться, а теперь выглядит совершенно полноценной. саша не находит занятия интереснее, чем допрашивать художников — единственных понятных ему людей, занимающихся единственным понятным делом. художественное дело будто бы не претерпело никаких изменений. на него, конечно же смотрели косо, особенно когда принялся критиковать положенный свет на картину, мол следовало поработать иначе. критика никому не нравится, а он привык к тому, что зачастую его слова воспринимаются охотно и уважительно. 

— значит, вы утверждаете, что эта площадь была основана в 1832 году? — переспрашивает с видом важным, заводя руки за спину. 

похоже, художники не врут, ведь ещё вчера расположение архитектурного ансамбля несколько отличалось. 

прежде чем он успевает подумать о том, что стоило бы вернуться обратно, ведь она просила не уходить, чувствует крепкую хватку на своём запястье и мигом оборачивается. первые несколько секунд всматривается в лицо напротив; солнце в глаза бьёт, золотой дымкой окутывает силуэт и черты лица, но глаза лазурные, то и дело меняющие оттенки узнает непременно. ничего не слышит, только смотрит на неё, прикрываясь ладонью от яркого света. сбитое дыхание, растрёпанные волосы с которыми теперь лёгкий ветер играет, тревога в глазах будто бы неподдельная — она и впрямь его искала не прогулочным шагом, а кажется, бежала из самой библиотеки. только что вынудило вдруг? солнце в голову печет всерьёз и может быть ударяет, рисуя очертания совсем другого человека, заставляя воображение поверить в то, что стоит перед ним совсем другой человек. саша делает шаг вперёд, протягивает руку касаясь румяной щеки ладонью. 

— я не уверен в том, что достоин этого, — завороженно шепчет, глядя в глаза, против солнца они почти что ультрамариновые — более синие, чем море. 

он уверен в том, что недостоин её тревоги, ведь он не смог с п а с т и. 

где-то в стороне раздаётся резкий, всё ещё раздражающий сигнал тех самых железных машин, которыми теперь город прудит. туман рассеивается, саша осматривается, а потом, замечая свою руку на её щеке, не находит оправдания лучше, чем поправить выбившиеся волосы. 

— что же вы так, даме не положено ходить растрёпанной, — конечно же, кому как не александру николаевичу знать об этом. посматривает на неё осторожно, теперь прямо в глаза смотреть боясь. 

— вы... за меня тревожитесь? — переспрашивает неуверенно, а в душе приятное чувство расцветает и хочется улыбнуться. прошлым вечером ему оказывали помощь более безразлично.  — я всего лишь перешёл дорогу, чтобы посмотреть, что здесь изменилось. а ещё мне было весьма приятно познакомиться с творцами вашего времени. правда, их рабочие техники мне не совсем понятны, — чуть нахмурив брови, произносит со всей серьёзностью. старичок неподалёку тем временем качает головой, мол «что эта молодёжь понимает». 

— вы прочли в библиотеке что-то очень волнительное? понимаю, иногда книги оставляют неизгладимое впечатление, — понимающе кивает.  — не беспокойтесь, со мной всё хорошо. я пережил самоубийство, а следовательно, удача мне прямо-таки благоволит, — саша изволит шутить и улыбаться.  — приятно знать, что многое сохранилось. помню тот день, когда аничков дворец был милостиво подарен государем на свадьбу его дорогой сестре, — произносит с нотами торжественности в голосе, глядя в сторону, где должен располагаться павильон. выдержав уважительную паузу, переводит взгляд на викторию. 

— вы мне завтрак обещали. если прочитали всё, что вам нужно было, то буду весьма признателен. 

вряд ли он думает о себе, как о ненормальном. 

пусть синдром самозванца кажется, богом данный от рождения. 

[indent]
* * *  
единоразового прочтения м е н ю было недостаточно, чтобы усвоить различные причудливые названия блюд, потому он вежливо попросил викторию прочесть меню дважды. бог знает, отчего саша не мог читать самостоятельно. может быть, этот почерк и какой-то необычный диалект русского языка ему совсем непонятен. наконец-то наткнувшись на что-то знакомое, изволил видеть на своём столе омлет. пока их завтрак готовился, он весьма любопытно вертелся на стуле, рассматривая остальных посетителей ресторации. или это было харчевня? теперь он склонил голову над тарелкой с омлетом, пытаясь оценить на вид, насколько съедобным тот окажется. 

— у нас дома готовят омлеты по английскому рецепту. хотя, происхождение омлета очень неоднозначно. никто не может утверждать, что его придумали персы или французы, — саше просто нравится проникать в суть любых вещей. саше нравится умничать.  — а это какой рецепт?   

теперь смотрят на него, пока он деликатно разрезает омлет и орудует в последствии ножом и вилкой одновременно. при этом сохраняя безупречную осанку. 

— я делаю что-то неприличное? — глянув вопросительно на посетителей за соседним столиком, возвращается взглядом к виктории.   

через пару минут саша отставляет тарелку, с омлетом окончательно так и не расправившись. 

— нам подадут что-нибудь ещё? — без всякого стеснения интересуется, глядя на официанта, который тем временем занят другим столиком. 

им подали разве что счёт. 

— вы знали, что приготовление кофе — это целое искусство? — глядя теперь на чашку с кофе. по его мнению о недостаточно ароматное и не должно так сильно пениться — в его времена ещё не придумали капучино. впрочем, своё мнение оставляет при себе. — к слову, ваше чудесное лекарство вчера мне очень помогло. похоже, вы и впрямь, доктор. не подумайте ничего дурного, просто у нас женщин-докторов как таковых ещё нет. 

вкус необычный — саша пробует так, словно дегустирует вино — со всей строгостью, придирчивостью и сосредоточенно. 

— почему вы не верите в сказки, виктория? — неожиданно, но то, что хотелось спросить ещё прошлым вечером. она тоже не верила. — помимо того, что это по-детски, потому что мы все знаем, что сказки — выдумка. но, они нас учат тому, что добро всегда побеждает, — подходящий момент для того, чтобы широко усмехнуться, продолжая дегустировать кофе будущего. 

если уж откровенно, саша тоже в счастливых, добрых концах разуверился. беспокоит только то, что они одними фразами говорят. 

[indent]
* * *
ореховое мороженое с солёной карамелью производит впечатление весьма яркое; как и полагается аристократу без денег в кармане, он попросил со всем достоинством и важностью княжеской, а может быть и потребовал — виднее было виктории, которой пришлось купить это мороженое. саша любит мороженое, разве что домашнее и разве что, орехами посыпанное для украшения. мороженое — это ещё новшество, вошедшее в жизнь высшего общества разве что под конец славного века государыни екатерины алексеевны. ожидаемо новый десерт полюбилась всем детям: наестся мороженого и слечь с больным горлом — это точно про его младших сестёр. а здесь он устаёт насчитывать прохожих, которые поедают мороженое в самом разном виде; вероятно, оно полюбилось и взрослым. саша выглядит совершенно довольным, зачерпывая ложкой из стаканчика кусочки орехов с обилием карамели. ему совсем не хочется торопиться, скорее медленно брести вдоль балюстрады набережной фонтанки, откуда открывается вид на противоположный берег, застроенный различными зданиями, от особняков и домов которые он помнит / знает, до каких-то вывесок в стиле «юникредит банк». 

— а как в вашем мире принято обращаться к женщинам? хотя не уверен, что это обращение мне придётся по душе, сударыня, — произносит последнее словно дразнясь. 

кажется, мороженое было с добавлением натурального рома (детям нельзя; при покупки уточнили исполнилось ли ему восемнадцать). 

— виктория, — произносит чуть серьёзнее, привыкая к звучанию имени столь необычного. — это конечно же совершенно не моё дело, однако... простите меня, разрушать ваше личное счастье мне совсем не хотелось. я чувствую свою вину за сегодняшнее утро. 

его совесть не выдерживает тяжести, решая облегчить свою ношу хотя бы на грам. разговор услышанный крутится в сознании назойливо. он задумчиво смотрит на совсем другую фонтанку, по которой теперь плавают совсем другие лодки полные совсем других людей. 

— если вы любите друг друга... у вас всё будет хорошо, — а ты уверен в этом, саша? любви достаточно? — если нужно, я могу перед вашим женихом объясниться. пусть и не думаю, что вы должны доказывать, что хранили ему верность. какие могут быть отношения без доверия? — переводит на неё взгляд, задержит на несколько секунд, а потом обернётся. позади маленькая вывеска с надписью «люблю». набережная фонтанки 43. вдоль тротуаров встречаются то и дело те самые машины, которые теперь возят людей.  вдоль набережной долгий-долгий ряд деревцев с молодой листвой, шелестящей и пропускающей сквозь золотой свет солнца. 

— вы можете пообещать мне, что ничего дурного не сделаете? — неожиданно и весьма решительно вырывается вперёд, становясь перед ней заставляя остановиться. пристально смотрит в глаза, будто в глаза катрин, которая собирается э т о сделать снова. — если у вас были подобные мысли, то знайте, этот человек недостоин даже мыслей, а уж тем более, действий. вы можете жить и быть счастливой без него. 

кажется, это было не твоим делом. немного подождав, саша отступает, тихо извиняясь. совсем уж на человека, который более жить не желает, она не похожа. разве что самую малость и разве что, хочется что-то сделать, чтобы она улыбнулась. улыбка катрин была самой красивой на свете, может потому, столь редкой. 

[indent]
* * *
первое любопытство вызывается сугубо скоплением людей — с чего бы? точно ребёнок малый и не самый послушный, саша отходит в сторону от виктории, подходя ближе к людям. некоторые держат странные маленькие дощечки в руках, на которых отражается сама реальность; никто не удосужился ему объяснить, что значит слово «смартфон»; некоторые в какой-то задумчивости, другие в мечтательности слушают музыку. каждый раз обнаруживая что-то знакомое, родное, саша искренне радуется. глаза загораются, сердце пропускает удар, губы в улыбке растягиваются и безумно хочется подойти ещё б л и ж е. поддавшись внутреннему желанию, почти что невольно выбивается вперёд из круга слушателей, наблюдая за тем как освобождается место за стареньким фортепиано. для него же этот инструмент — новинка, снова похожий и непохожий в одночасье на те, что стоят нынче в гостиных. его до сих пор усовершенствуют. несколько минут назад же саша уловил необыкновенный звук: более чистый, полный, мягкий — словом, мечта любого музыканта, смиряющегося с  жидким звучанием и звенящим тембром. совсем забывшись, занимает место музыканта, почувствовав душой что сыграть здесь может любой желающий. 

он знает наизусть — ноты не нужны, всё одно что играть сердцем вспоминая последние её именины. на том празднике саша оказался только с божьей помощью, стараясь, впрочем, почаще везде появляться и не оставлять катю в одиночестве. а она была одинока, особенно среди угодного семье общества. саша ненавидел взгляд того человека, неизменно на неё направленный. обладать и раздевать можно и глазами,  что казанцев успешно доказывал. 

только сашиных усилий оказалось недостаточно. смертельно недостаточно. 

«я бы хотел посвятить эту мелодию человеку, которого очень люблю».

ему не хотелось скрывать своей любви, а быть может, стоило. ему хотелось на весь мир кричать. кричать сквозь ноты, сквозь заурядные фразы, музыкой и размазанной акварелью на холстах. 

— признаётесь в любви моей невесте?
— вы это уж как-нибудь переживёте. 

саша сосредоточенно перебирает клавиши, улыбается едва, на пару минут всего отдавая всю душу музыке. восхищение аплодисментами звучит, он не слышит, задумчиво рассматривая бело-чёрные клавиши. когда оборачивается, первое что отчётливо видит — её фигура. делает аристократичный взмах ладонью улыбаясь. 

— когда-то у меня была невеста, которая любила слушать мою музыку. впрочем, она любила почти всё, что я делаю, — заявляет с гордостью. до последнего она была его невестой, до последнего глупая надежда барахталась в сердце и в конце концов, потонула вместо с катрин. — так замечательно, что люди могут играть даже на улице. это вы здорово придумали. 

а они всё ещё похожи. 

всё ещё одинаковые. 

ветер пляшет на дороге  и кружится словно пьяный р а с п у с т и л    о н    м г л у лишь остался чёрный кот

после не самой удачной помощи на кухне он второй час подряд пялится в говорящий ящик, удобно устроившись на диване с подушками и ритой под боком. к ним даже присоединяется кот атос, нашедший сашины колени весьма удобными. саша завороженно наблюдает за людьми, которые чудом уместились в этом почти плоском прямоугольнике (оказывается, не зеркало, но всё же ящик), постепенно познавая образ жизни людей этого времени. у них удивительная манера общения и обращения друг к другу; нельзя заявить, что саше она приходится по душе, словно простые истины морали и уважения превратились в нечто сложное и недосягаемое. становится мгновенно понятным, почему мужчины перестали подавать руки дамам, когда те нуждаются если не в поддержке и помощи, то хотя бы уважении. делиться этими мыслями с маленькой ритой он, конечно же не станет. она вскоре нетерпеливо хватает пульт (так называется этакий рычаг управления), переключает канал (объяснения про каналы и кабельное были несколько сложными) по которому круглые сутки крутят мультфильмы (это когда рисунки оживают!); теперь они смотрят на разговаривающие рисунки — это были её любимые «смешарики», между делом которые звучат даже остроумно моментами. они решили совместно, что было бы неплохо приготовить ужин прежде чем иван вернётся домой. рита что-то говорила о «доставке еды», но в конце концов виктории пришлось занять кухню и выгнать всех горе-помощников, грозящихся эту кухню вовсе спалить. саша никогда не готовил, по крайней мере сложные блюда из которых состоит заранее расписанное меню. ему удавалось красиво чистить и нарезать фрукты — засим полномочия исчерпаны. иначе для чего существует прислуга? словом, остаток дня обещал пройти почти что в идиллии; саша намеревался повторно расспросить ивана о своём возвращении д о м о й. 

а потом раздался характерный звонок. теперь он знает, что звонок означает: кто-то пришёл или вернулся домой. наивно полагая встретить на пороге ивана, и не скрывая радости, саша вызывается открыть дверь, оставляя риту с атосом на диване. виктория всё одно занята на кухне, было бы крайне невежливо не только не помогать, но и отвлекать от столь важного дела. перед ним возникает совсем не тот человек, которого хотелось увидеть. 

в овальной зале на втором этаже гагаринской усадьбы пахнет выкуренными сигарами и крепким ромом — аромат благородно-мужской, разве что вспыхивают нотки неблагородно женского парфюма, яркого и какого-то вульгарного. святые лики с потолка глядят осуждающе, но никуда от срама этого им не деться. хозяева решили, что имеют полное право увеличить свои капиталы, безбожно сдав усадьбу под английский клуб, где, как известно, собираются сугубо мужчины. если бы только те самые мужчины (и надо сказать, не только англичане входили в список избранных) не унижали своего же достоинства, сохраняли бы гордость, не позволяли женщинам проникать на священную территорию. он смотрит в противоположную сторону зала довольно долго, забываясь вникать в непрерывный поток впечатлений англичанина, побывавшего в россии всего два дня. когда женщина с тёмно-красными губами наконец-то сползает с чужих колен, саша извиняется перед англичанином и ретируется, окликая владислава.  — о, вы до сих пор, князь? я думал, ваши моральные принципы не позволяют вам оставаться допоздна, — на лице чужом возникает мерзкая ухмылка, а взгляд уплывает в сторону женщины в слишком откровенно-вызывающем наряде; может быть, она из актёрской труппы, которая выступает в средних кругах, певица или вовсе, из дома терпимости — никакому происхождению саша не удивится. ему всего лишь тошно и отвратительно наблюдать за этим. казанцев не ошибается по меньшей мере в том, что принципы не позволяют оставаться равнодушным.  — зачем она вам? — не обращая внимания на издевательства, он смотрит владиславу в глаза.  — эта красотка? как же, вы не маленький мальчик, чтобы не понимать.  — бросьте притворяться дураком, — саша усмехается выдыхая, ведь дураком никто не любит быть, а особенно казанцев. даже если слова раевского — звук неизменно пустой.  — вы знаете, о ком речь. в отличии от вас я хочу сохранить доброе имя этого человека, а потому не буду его произносить в этих стенах. разве вы не заинтересованы в том же?  казанцев несколько помедлит, прежде чем рассмеяться в лицо.  — что вас так беспокоит, к н я з ь? — насмешливо, буквально по буквам.  чрезмерное уважение к титулу вызывает ответное чрезмерное презрение. «раевские почитают себя за святых» — говорят в определённых кругах; в иных кругах их впрямь боготворят.  — вы обручены, господин казанцев. вам не стоит бывать в обществе, подобном этому, — осторожно отводит взгляд в сторону всё той же женщины, нашедшей новое развлечение в лице другого мужчины. — иначе я не понимаю, для чего вам утруждать себя семейной жизнью. полагаете, никто не знает, где вы ночуете в москве? не будьте столь наивны, — пальцы невольно в кулак сжимаются.  — но куда наивнее вы, дорогой друг. у супруги обязанности одни, у подруги — другие. не вынуждайте объяснять вам столь простые истины. и потом, попробуйте что-то доказать, если желаете. эта семья вас ненавидит.  саша едва сдерживает порыв, едва удерживается на месте, вместо того чтобы накинуться или ударить по лицу тем же отяжелевшим кулаком; по лицу стоило проехаться перчаткой, а стреляться прямиком за стенами гагаринской усадьбы. злость внутренности выжигает, отравляет рассудок. вместо того, чтобы разобраться здесь и сейчас, решает немедленно вернуться в петербург. если другие останутся безнаказанными, тогда он — тоже.

они смотрят друг на друга неприветливо, неподвижно, словно время застыло. никто не собирается переступать порог. никто не собирается пропускать за этот самый порог. в лицо — огромный букет красных роз с какой-то маленькой открытой, очевидно несущей в себе слова извинений. ещё утром саша извинялся за своё поведение и возникновение, а теперь не может двинуться с места, чтобы пропустить человека на почти его законную территорию. это ты здесь самозванец, сашенька. подействовало мороженое? а быть может, тревога в глазах виктории? целый день, проведённый вместе? что же могло измениться? воскресшие воспоминания, будоражащие ядовитую смесь чувств — от злости и ненависти до отчаянной любви, которая обрывается только нежеланием жить. он кажется, очутился в будущем, тогда отчего стойкое ощущение заново переживаемого прошлого? саша оборачивается, бросает взгляд на закрытую дверь кухни и крайне неохотно отступает, когда владислав сам пытается пройти, просовывая огромный, слишком огромный букет в шелестящей обёртке. 

— вы до сих пор здесь? — вторит голосу прошлого, демонстративно отталкивая сашу в сторону. 

дежавю — скажут французы. дрожь бежит по рукам, губы только сильнее сжимает, боясь собственной реакции. благо ящик с картинками разговаривает довольно громко и рита не обращает особого внимания на то, что происходит за стеной; зато позади саши появляется виктория. 

— он до сих пор здесь? 

едва тон сообщает о том, что владислав явился вымаливать прощение. очевидно, о розах в руках он позабыл, как только увидел лицо чужого мужчины в квартире своей невесты. 

невесты ли? 

— то есть, ты серьёзно, да? решила оставить его пожить у себя? вика, тебя ничего не смущает? 

даже если саша окажется в аду, то определённо встретит подобие казанцева. эта личность вездесущая. а сейчас бы скрыться где-нибудь, не стоять посреди ещё одного действа. владислав хотел извиниться, а саша снова всё испортил. саша почти готов признать себя виноватым. 

— позвольте я вам объясню... 

— вам слова не давали, мистер-не-знаю-кто. вика, ты собираешься жить в одной квартире с чужим мужчиной? просто ответь, это же так просто. я-то думал, ты образумилась под вечер. а кажется нет, всё-таки сошла с ума. 

— не смейте так говорить с ней, сударь! — ей-богу последнее вырывается совершенно невольно и, пожалуй, в декорациях нынешних звучит нелепо; зато привлекает внимание, заставляя владислава помолчать несколько секунд.  — то, что вы сказали утром и сейчас — оскорбительно. если вы намеревались просить прощения, следовало это сделать. ваша невеста ничего предосудительного не сделала и не должна выслушивать ваш бред. 

да, сашенька, ты тоже сошёл с ума.

саша не может молчать. перед глазами казанцев с чужой женщиной на коленях, пока где-то в петербурге его ждёт н е в е с т а. ненависть разум отравляет. 

— это вы сейчас... со мной так говорите, как вас там... александр николаевич? что же мне мешает выставить вас прямо сейчас из квартиры моей невесты? 

— ваша совесть, — они смотрят друг другу в глаза с н о в а до того пристально и ненавистно, что вот-вот молнии засверкают. — вы знаете, что неправы. 

букет роз летит на пол, лепестки разлетаются, дверь снова захлопывается громко. 

саша не сожалеет.