вадим ожидает чего угодно, наблюдая завороженно за тем, как ветер шевелит завившуюся прядку волос у её виска. ей следовало сделать решительный шаг назад, выпутаться из этой невидимой паутины, посмотреть осаждающим взглядом, заявить о его неправильном поступке в конце концов. верно, чего угодно, только не столь просто произнесённого вопроса, как если бы он снова предлагал ей выпить чаю. он замирает в лёгком недоумении не из-за того, что музыка не играет (она неизменно будет играть в ваших головах после стольких вынужденных балов), не из-за того, что вальсировать здесь точно не выйдет из-за отсутствия простора, а скорее из-за того, что в танце люди неизменно б л и з к о. танец — самая дозволенная близость, не попадающая под осуждение. быть может, ольга михайловна изволят пошутить. вадим сам начинает несмело улыбаться, слыша её короткий хохот. его будто застают врасплох — улыбка оттеняет лёгким смущением, какое бывает, когда неверно кого-то понимаешь или оказываешься неготовым к чужой прямоте. впрочем, танцевать с о л е й вадим готов, кажется, в совершенно любое время.
— что же, ольга михайловна, я очень благодарен вам за эту возможность.
само слово «ссориться» по душе неприятно скребёт, так как вадим александрович знает ссоры только семейные и зачастую, даже без своего участия. чертовски странно _ непривычно с кем-то ссориться, а тем более с олей, которая появилась в его жизни чудесным образом. впрочем, они ведь, почти семья. иногда даже его терпения (матушка называет «ангельским») не хватает то на выходки лизоньки, то на стремления ромочки заниматься чем-то невообразимым. быть может, ссориться в семье совершенно нормально. быть может, об этом следует меньше думать и признать свою вину, невесомо касаясь ладонью её спины.
вадим только кивает согласно — отказываться от советов неприлично, верно? но отчего-то ему совсем не хочется советов касательно предстоящей семейной жизни. минутами ранее она выказывала удивительное понимание, не менее удивительно оборвавшееся, стоило ему перевести тему в самое правильное направление. нет-нет, вадим точно не желает советов по поводу брака, который держится на давних обещаниях и чувстве долга _ достоинства; однако уголки губ дрогнут, пока глаза остаются предельно серьёзными, удерживающими контакт с такими же зелёными глазами напротив.
— я был почти уверен, что компания впрямь замечательная, ольга михайловна, — пристальнее всматриваясь, чувствуя, как его руку она сжимает чуть сильнее. разве молодым людям не положено находиться в компании с в о и х? вадим, разумеется, всё яснее понимает, что оля от молодых людей отличается. — только потому не хотел вас беспокоить, — будто бы из лучших побуждений, оказавшихся вовсе не лучшими. оказывается, они чуть не поссорились. вадим не пережил бы подобного. — но вы правы, пригласить кого-то в гости и оставлять среди незнакомых людей — дурной тон. я привык, что мои подопечные обходятся без меня зачастую. зачем же им такая нудная компания? — на лице мелькает усмешка, но следуя своим же словам, остаётся занудно-серьёзным. хоть бы улыбнулся, вадик.
— и я бы не стал говорить уверено о том, что мне повезло, — вырывается неосознанно, от простоты душевной. обмен тайнами и откровенные беседы выуживают всё потаённое, что пытается глубоко похоронить. ничего подобного не должно вырваться после того, как будут произнесены клятвы верности. — боюсь, нам с мари придётся смиряться с чем-то, как всем людям в браке, — должно быть, этот медленный танец под аромат океана и шум волн гипнотизирует, опасно расслабляет, потому изнутри всё рвутся и рвутся фразы, которые стоило бы оставить при себе. в конце концов, обсуждать общее будущее следует с машенькой.
пожалуй, беседы об этом никогда не будут вызывать улыбку.
зато вадим засматривается на улыбку оли, словно бы впервые видит: может быть, прежде не рассмотрел, а может быть, она впрямь улыбается столь необыкновенно в первый раз. ему отчего-то хочется отвечать только грустью. охотно кивает, когда появляется возможность у й т и от тем, какие хочется оставить под надёжным замком и никогда не поднимать.
в сознании эхом неизменно отцовские наставления; всем в этом роду приходилось жертвовать. кто-то терял конечности, кто-то отрекался от родины, а кто-то продаёт собственное сердце и душу.
несколько долгих мгновений он всматривается в её лицо молча и всё ещё серьёзно _ грустно. каждое новое откровение всё более потрясающее, не иначе. совсем не хочется шутить.
— вы плохо знаете принцев, — может быть, не стоит столь откровенно указывать на то, что она может ошибаться. может быть, порядочный мужчина подбирает более правильные и мягкие слова, но вадим в этот вечер теряет всякую порядочность. — а точнее, вам только казалось, верно. ещё не поздно изменить своё мнение, — улыбается неуловимо. отчего-то ему запомнились принцы совсем иные. не те, которые влюбляются в сестёр золушки. — должен сказать, очень хорошо, что вы не стали своей сестрой. одной мари этому миру достаточно. вы замечательная, ольга михайловна, — следовало бы улыбнуться, но вадим упрямо сохраняет серьёзность, чтобы не подумала ольга михайловна, якобы ему хочется её утешить // переубедить приличия ради. — по меньшей мере теперь вы знаете, что мы с вами схожи в желании покоя. только было бы хорошо... — впервые, пожалуй, за время этого необычного разговора, он задумывается, запинаясь. — если бы вы не убегали от меня. моё мнение о вас не изменится. вы стали свидетелем череды моих глупых оплошностей, ольга михайловна. и если ваше мнение не изменилось обо мне, то тем более моё не изменится, не важно, что произойдёт.
имя его невесты мелькает где-то на задворках сознания — он не слышит, не замечает, слишком сосредоточенный на одной-единственной особе, которая осязаемая, настоящая, медленно движется вместе с ним в импровизированном танце. даже не понимает, что всё сказанное имело хотя бы какое-то отношение к мари. а когда ольга михайловна смеётся, вадим невольно улыбается уголками губ. её смех очарователен.
— ну что вы, ольга михайловна, разве вы на такое способны, — из ладони выскальзывает чужая рука. он успел привыкнуть к её едва ощутимому весу, проникающему теплу сквозь тонкую ткань перчатки — успел привыкнуть к чужой руке. привыкать к чему-либо здесь и сейчас не стоит. вадим уважительно склоняет голову. — я очень рад, что мы сохранили наши добрые отношения, — наконец-то пытается подшутить. — уверены, что желаете слушать лекцию? я могу увлечься, а это очень опасно.
но следовало возвращаться домой, пока ветер не нагнал грозовых туч. тёплые краски заката растворяются в предостерегающей тёмно-синей акварели, темнота наступает чуть раньше, нежели положено. погода в этом сезоне впрямь отвратительная. разве что за переполохом чувств столь глупо не замечаешь предвестий опасности.
слыша чужой вскрик, вадим тотчас же вздрагивает, оборачивается, едва удерживая себя от того, чтобы взять олю за руку. останавливает только то, что она всё ещё цела / невредима / стоит на ногах и даже шляпку надёжно удерживает от покушений ветра. через пару мгновений совершенно по-джентельменски, разумеется, подставляет ей опору в виде своей руки. так надёжнее. ветер совсем уж бессовестно теребит края пиджака и его волосы, когда они останавливаются возле кареты, готовой помчаться в сторону дома. изнутри рвётся искренний смех, смешивающийся с шумом ветра, то ли от иронии судьбы, то ли от того, что оля решила непременно в это мгновение сообщить ему новость.
— что посеешь, то и пожнёшь, а? верно говорят, — сквозь смешок, протягивая руку к ручке двери кареты. — я устроил эту комедию, стало быть, должен принять наказание с достоинством. не тревожьтесь, английская кровь не оставляла мне выбора, — теперь улыбаясь, он сжимает олину руку, помогая подняться забраться внутрь.
они снова сидят друг напротив друга, ветер не шумит в ушах более, а возвращение домой не кажется чем-то неправильным; словно бы недопустимо переступать порог дома, пока бередят душу нерешённые вопросы.
несколько секунд весьма внимательно смотрит на неё, прежде чем спрятать за улыбкой снова рвущийся наружу смех. ей-богу, что на тебя нашло теперь?
— ольга михайловна, до чего вы же очаровательна! — не выдерживает вадим, качая головой. — благодарю, что предупредили.
он, конечно же, шутит.
он чувствует нечто неправильное, словно бы их отношения теперь ещё ближе.
[indent]
* * *
«запомните, мои мальчики, мужчины созданы для того, чтобы побеждать для своих женщин», — произнося эти слова покойный батюшка пребывал неизменно в состоянии вдохновенном. вадим закатывал глаза к потолку иронично, а витенька немедленно принимался изображать короля артура с его волшебным экскалибуром, застрявшем в камне; но каждое отцовское слово отпечаталось в душе, чтобы вспомниться в нужное мгновение. более подходящего, казалось бы, случая не могло представиться. оказываясь в тени шатра, вадим оборачивается, пытаясь понять своё отношение к сегодняшнему дню. ему всё ещё претят выступления перед публикой, особенно шумной — когда каждый норовит поддержать свою команду, забывая о великосветской сдержанности. впрочем, положение на своеобразном поле битвы не уступает — посреди гомона, топота копыт и облаков вздымающейся пыли. можно заключить, что отношение к сегодняшнему дню абсолютно негативное. вадим снимает шляпу, собираясь переодеться и очевидно, неторопливо. ему совсем не хочется спешить. только стоит вспомнить о той самой женщине, для которой сегодня хочется победить и всякое сомнение гонит неожиданная решительность. плевать, что победу он посвящает совсем не своей законной невесте. будто бы в высшем обществе подобное в новинку. будто сам государь император не увлекался до женитьбы очаровательной женщиной со сцены театра; будто бы никто из уважаемых дворян, а особенно из офицерской романтичной породы, не имел увлечений. очень замечательные сравнения, вадик. по меньшей мере, в собственное неубедительное оправдание, он готов признать, что мысли занимает совсем не та девушка, которая должна. всё ли дело в семейно-родственных связях? отчего-то родную сестру неизменно хотелось наказать или чего-то лишить после очередного заигрывания с женатым офицером, а не посвящать ей свои победы. нет-нет, вадим подобного вообразить себе не может вопреки неподдельной братской любви. в конце концов, не только желание вызывать улыбку на её лице выручает перед лёгким мандражом. казалось бы, ему положено безоговорочно любить неустойчивость волн, плавания на самых разных судах, но страсть к верховой езде — пусть это будет игра всё той же английской крови, вмешивается совершенно бесстыдно. стоит ему оказаться в седле, несильно пришпорить коня и понестись прочь — всякие тревоги остаются где-то позади. может быть, день не настолько плох, вадим александрович?
— говорят, семейство кирсанов богаче самих русских царей, — раздаётся за спиной знакомый голос. вадим окидывает не особенно дружелюбным взглядом мистера уотерс хотя бы потому, что никакие интересные беседы не начинаются подобным образом, разве что дамские сплетни или джентельменские сплетни, порой ничем не отличающиеся. — любопытно, нравится ли это императорской семье?
— не желай ничего, что у ближнего твоего, — не выказывая особенных эмоций ответствует вадим, снимая пиджак.
мистер уотрес усмехается, присматриваясь с каким-то недобрым подозрением.
— тебе теперь и не нужно этого желать, наверняка часть богатства достанется вашей семье. боюсь подумать, насколько хорошо приданное этих девочек.
может быть, вадим отвык от мужских бесед за стаканами виски или портвейна. может быть, давненько не бывал в джентельменских клубах, где под дым сигар и папирос только и делают, что обсуждают выгодные союзы да размеры средств, выдающихся вместе с невестами. ежели размеры не удовлетворяют, следует поискать партию повыгоднее. никто не говорит о чувствах — единственное, что вадим понимает, ведь самому о них говорить не приходится. только в эту секунду вспыхивает в душе тот редкий огонь, непременно предшествующий с с о р е. теперь ему безумно хочется поссориться, чего делать не хотелось тем вечером на верхушке маяка. слишком очевидно _ раздражённо скидывает жилет, бросая поверх сложенного пиджака. принимается за серебристые запонки с ещё большим остервенением, начиная взглядом прожигать своего вынужденного собеседника.
— ты подозреваешь меня в чём-то? — отсутствие уважительного «вы» в английском языке только добавляет жару, когда позволительно «тыкнуть» в лицо. походит на выяснение отношений. — ну разумеется, америка отдала в руки англичан стольких красивых девушек, что теперь всюду видит заговор с целью выгоды. только знаешь, уотрес, помимо денег есть ещё множество понятий, какие вы, очевидно игнорируете, — запонки со звоном летят на маленький круглый столик, посреди которого зачем-то водрузили большую вазу со свежими цветами. — да, я всегда был снобом. а ещё во мне течёт русская кровь. ты что-то забыл здесь?
недолго думая, уотрес молча забирает свой шлем и оставляет вадима в одиночестве. пусть он женится по причинам каким угодно, только не во имя выгоды — от одних мыслей об этом делается тошно. ещё противнее от того, что батюшка впрямь рассчитывал спастись от разорения этим союзом. а быть может, тебе только кажется, что причины и н ы е? не будь здесь оли, сделал бы всё возможное, чтобы их команда сегодня проиграла. далее следует несчастные пуговицы — одна от усердия отрывается, и он несколько секунд крепко сжимает её в кулаке, оставляя на ладони красный отпечаток.
неправильно, неправильно, неправильно.
оля — не его невеста.
мари — выгодное предложение, от которого грех отказываться.
положение аристократии в россии — шаткое и ненадёжное.
в твоей семье — несовершеннолетние дети, за которых ты несёшь ответственность.
за пределами шатра — оля, которая ждёт твоей победы.
мир качнётся один раз, однако достаточно для того, чтобы самому пошатнуться, опереться рукой о стол, оставаясь раздетым до пояса. в последнее время его моральные ориентиры совсем не сходятся с проложенным путём. эти моральные ориентиры должно быть, совсем отдаляются, когда слышится снова чей-то голос, на сей раз совсем не мужской. он слышит голос оли в тот миг, когда протягивает руку к своей рубашке-поло песочного цвета. ему бы очень хотелось, чтобы она впрямь ничего не видела и не потому, что стоял спиной, не потому что справа виднеется шрам от ранения навылет; в мгновения полной потери курса он становится особенно уязвимым; он злится непонятно на кого: на себя, отца или проклятого уотреса. он находит себя дурным человеком, вопреки тому, что о л я говорила обратное. пожалуй, следует сосредоточиться на игре. вадим достаточно разозлён, чтобы выиграть.
оставалось натянуть высокие сапоги и выйти из-под укрытия от яркого солнца. укрытие, впрочем, оказалось не особенно надёжным.
— не то слово, только я бы предпочёл поменьше солнца, — щурясь от сильного света, он вероятно всерьёз думает, что ольга михайловна решила поговорить о погоде. едва ли ему хватит невоспитанности, чтобы переспросить по поводу «я ничего не видела».
признаться честно, эта игра ощущалась какой-то глупостью, детской забавой, в какую они имели несчастье влипнуть. разумеется, по вине вадима. только присматриваясь и прислушиваясь к ней, получая подарок в маленькой коробочке, какую спешно открывает, понимает вдруг что никакая не забава. не относятся ведь, к глупостям с такой тщательностью и серьёзностью. может быть, не дарят редкие четырёхлистные клевера, призванные приносить только удачу и п о б е д ы. желание победить вспыхивает с новой силой. за этим, вероятно, совсем не замечает перемен ни в её лице, ни в её манере себя вести. в тот вечер ты ничем не отличался.
вадим улыбается, осторожно закрывая коробочку и глядя на олю.
— благодарю вас, ольга михайловна. с вашей верой мне и бояться нечего. попробуем спасти ваши деньги.
несколько мгновений он будет смотреть ей вслед, прежде чем надеть шлем и направиться в сторону противоположную.
ничего не вдохновляет мужчину сильнее, чем вера женщины.
[indent]
* * *
под завершение шестого периода, традиционно заключительного, вадим мечтает только о том, чтобы избавиться от шлема, выпить стакан воды и хотя бы стереть платком липкую пыль с лица; когда шлейки перестают сдавливать подбородок и доставлять дискомфорт (особенно в столь жаркое время дня), он запрокидывает голову, прикрывает глаза, блаженно улыбаясь и благодаря предательски ясные небеса то ли за победу, то ли за то, что всё закончилось. соревнования подобного толка всегда казались ему несколько бессмысленными, глуповатыми, пока не случилось сегодня, пока не появилась оля, которая желает удачи и дарит клевер. пока наградой не стали её объятья, случившиеся столь стремительно и незаметно, что он вдруг обнаруживает себя, обнимающим в ответ. в метро они тоже обнимались. следует знать всему меру. закрывать глаза — запрещено.
вадим наконец-то выдыхает свободно, глядя на счастливую олю и этим же счастьем заражаясь.
разве не пытался ты мельком увидеть её лицо среди шляпок и качающихся вееров? чтобы быть уверенным в том, что она з д е с ь, рядом.
— ну разумеется, вы были талисманом нашей команды, — радостно ответствует вадим, пока её руки ускользают после объятий, а он ненароком пытается их удержать.
когда раздаётся крик, первое что ему хочется сделать — за руку схватить и как можно крепче, вспоминая отчего-то вдруг телеграмму михаила дмитриевича. только ольга михайловна всё ещё взрослая девушка, на которую у него нет никаких прав. разве что, ответственность, возложенная родительской тревогой. ему остаётся следовать за ней, быть рядом с ней, по возможности уберегать от любых опасностей. впрочем, он сам — до сих пор неизменно опасное обстоятельство её жизни.
у лежащего на траве человека, вероятно была пробита голова. у столпившегося вокруг общества однозначно не было сердца. в суматохе не разнообразный лад — казнить или помиловать, он сам пытается понять, что следует предпринять. по меньшей мере, помочь добраться до госпиталя. обилие крови вселяет сомнение в том, что добраться возможно без серьёзных потерь. во время обучения перед выходом в открытое море им доводилось кое-что изучать, так как в открытом море никакого госпиталя поблизости не окажется. вадим определённо не собирается // не желает сливаться с равнодушным гомоном, в чём немедленно находит поддержку. оля тоже не собирается. он резко поднимает на неё взгляд, только отвращением снова вспыхивает к людям, которые то и дело говорят о в ы г о д е. разумеется, здесь выгоды никакой. желающих получить хорошую работу в этой стране возможностей достаточно. заменить человека слишком просто.
он машинально движется в сторону оли, сперва собираясь остановить её, ухватить за плечи и поднять обратно, но здравый рассудок предотвращает эту глупость. возможно, она знает, как помочь. возможно, она, в отличии от людей вокруг, просто хочет помочь. особенно впечатлительные дамы в это мгновение стоят где-то позади и обмахиваются платочками. невозможно винить их за чувствительность, но те, кто выражают слишком уж сомнительное мнение, досадуют пуще прежнего. вадим осматривается по сторонам и, пожалуй, следовало меньше тратить внимания на них, того не стоящих. обрывки фраз шёпотом долетают до ушей, заставляют пальцы в кулаки сжать. оля его опережает в своей решительности, за что делается несколько стыдно. следовало немедленно предложить свою помощь.
что-то вздрагивает внутри, когда раздаётся треск рвущейся ткани; что-то заставляет трепетать, наблюдая за чужими действиями, вызванными обыкновенным неравнодушием к чужой жизни. даже если человечность — это нормально, вадим проникается уважением к её бесстрашию. к её способности легко запачкать руки и красивые наряды во имя чего-то более важного. потому поспешно кивает, не сомневаясь, не теряя времени — срывается с места и бежит туда, где должен остаться хотя бы какой-то алкоголь.
— здесь осталось немного, — он протягивает бутылку с остатками портвейна, — и вот ещё, у них была водка. даже знать не хочу, по какой причине.
быть может, кто-то хотел сделать комплимент в сторону русских. комплимент удался, ежели водка сгодится для того, чтобы спасти чью-то жизнь. вадим оставляет две бутылки на выбор ольги михайловны — иначе её не назвать в этот момент. опускается рядом с ней на колени хотя бы для того, чтобы поддерживать своим нахождением поблизости. наблюдает внимательно за её движениями, — у неё, кажется, руки трясутся, что вызывает только одно желание — снова обнять.
— всё будет хорошо, — полушёпотом, то ли успокаивая раненного, то ли саму олю и себя заодно.
кто-то из работников приходит наконец-то на помощь, удерживая под руки своего товарища. вадим физически не может оставить её, стараясь помочь подняться на ноги, предлагая неизменно свою руку, на которую она могла бы опереться в любой миг.
[indent]
* * *
отказаться от дальнейшей помощи представлялось таким же бессердечием, как отказ сделать хотя бы что-нибудь в первые минуты. шофер поторопился подать автомобиль, как только получил оное указание от прислуги. разве что по прибытию к госпиталю вадим тихо спросил разрешения остаться снаружи. отчего-то перспектива вдохнуть больничного запаха навевала лёгкое смятение. в детстве ему не нравились врачи, вероятно из-за острых иголок и прочих неприятных предметов. а перед медосмотром, который необходим каждому моряку, нервничал как девица перед дебютом. время ожидания довелось провести во дворике, расхаживая из стороны в сторону, места себе не находя. плевать на глуповатый вид с длинными сапогами и рубашкой, рукава которой едва доходят до локтя. важнее была чужая жизнь и понятие важности у них совпало.
стоит оле показаться, мгновенно же рвётся к ней, обеспокоенно вглядываясь в лицо. кажется, нет ничего страшнее чем узнать, что бедняга не дотянул и умер на больничной койке. кажется, страх вселяется не только в его душу. кажется, она от страха вовсе д р о ж и т. вадим невольно тянется к ней, невольно протягивает руки, готовый отдаться ей полностью, лишь бы унять эту дрожь. пристально _ обеспокоенно всматривается в лицо ещё бледное. им определенно следовало сперва присесть.
— это нормально. ваш страх — это нормально. значит, вы волновались за чью-то жизнь искренне. ольга михайловна, — сидя уже на лавочке, нагретой солнцем, накрывает её руку ладонью. — вы знаете, что храбрые люди не те, что страха не испытывают? бояться и делать — это настоящая храбрость, — улыбается, всё ещё упорно не сводя с неё взгляда. — конечно я тоже боялся и вовсе не один раз, и забудьте о неудобствах. мне... приятно вам помогать.
в подобные моменты прятать правду совсем не хочется.
даже от самого себя.
ведь не телеграмма чья-то стала поводом. не просьба отцовская.
вадим задумывается на время молчания, пока оля снова не заговорит. тревожить её расспросами не хотелось.
— правда? что же, я считаю это настоящей нашей победой сегодня. вы меня утешили, — вадим улыбается своей солнечной, несколько смущённой улыбкой, отчего-то теперь пряча глаза за опущенными ресницами.
а потом замечает её глаз сияние, от которого оторваться уже невозможно. несколько секунд глядит, замирая и вовсе не потому, что сомневается в ответе. понимает, что слишком легко ответ на ум приходит, рвётся сорваться с губ. тревожные сигналы, вадим александрович.
— а почему нет? конечно захотел бы. всё меняется, и я надеюсь, женщины смогут получать образование, какое им хочется, — вадим вовсе не лукавит, ведь и лукавить-то толком не умеет. — я могу помочь вам, если позволите. это... это отвратительно, ольга михайловна, что вас не слушают. если я хоть какое-то влияние имею, буду счастлив вам помочь. а ещё, полагаю, ваши родители беспокоятся... знаете, по собственному опыту могу сказать, что далеко не все молодые люди обладают хорошими манерами. особенно теперь.
но омрачать победу сегодняшнего дня вовсе не хочется. вадим замолкает, оставляя на лице мягкую улыбку. откидывается на спинку скамьи, осторожно поглядывая на её лицо, теперь более умиротворение, вернувшее красивый естественный оттенок. кажется, даже щёки подрумянились летним солнцем. а сердце-то трепещет.
— не торопитесь, у нас есть время. много времени.
он готов просидеть на этой лавочке целую вечность.
никто не смеет заявить, что эти двое не идеальный дуэт — в грязной одежде и порванном платье.
[indent]
* * *
этим солнечным днём тянущийся со стороны океана приятный ветер не вселяет тревог. в гавани вовсе стоит штиль, тишина, только чайки громко кричат кругами паря в небе. он прохаживается вдоль пристани и целого ряда выстроенных яхт, сияющих своими белоснежными боками. пораздумав, вадим александрович пришёл к разумному выводу, что обязан самостоятельно прокатить ольгу михайловну на яхте, прежде чем это сделает какой-нибудь патрик уилсон. его самоуверенности хватает для того, чтобы взять в аренду одну из небольших яхточек, отказываясь от какой-либо помощи — никакого капитана судна, никаких помощников и матросов. должно быть, ситуация с н о в а критически скандальная. впрочем, после того как всё общество знает о жительстве их в одном доме, катание на яхте не кажется чем-то возмутительным.
вадим выбирает небольшую яхту, особенно подходящую под потребности д в о и х, способную преодолеть выбранное расстояние, несложную в своём управлении. в нью-йоркском яхт-клубе фамилию эльстонов особо ценили, может быть, за ощутимые взносы, может быть, за огромные суммы, которые приходится выплачивать для сохранения фамильной яхты — её обслуживание круглый год грозит разорить семью. впрочем, иметь собственную яхту обязано каждое, себя уважающее семейство аристократов. вадим отчего-то не решается, уж больно она неповоротлива, на паровом управлении, запряжённая целым экипажем — между делом, экипажу тоже выплачивают некоторые суммы зачастую за безделье. бабушка вайолет разумеется, ворчит и будет ворчать пуще прежнего, если фамильная яхта направится ко дну атлантики.
осматривая паруса, он совершенно доволен своим выбором.
— вы мне доверяете? — обращается к ольге михайловне, которой прежде помог, протягивая руку, взойти на этот небольшой, скромный борт.
надо признать, корабли всегда будут играть особенную роль в их судьбе.
зачем-то вадим вскидывает брови, делая свой вопрос ещё более неоднозначным; пожалуй, она имела достаточно причин не доверять и в то же время отказалась бы от путешествия, если бы впрямь не доверяла.
отправиться в океан наедине с мужчиной — это, пожалуй, скандал.
— бояться точно не стоит, перед вами всё-таки капитан второго ранга, — почти что важно _ гордо заявляет, превращаясь скорее в ребёнка, любящего своими игрушками хвастаться. вадик весьма оживлённо _ увлечённо рассматривает всё, что можно здесь рассмотреть. у него сегодня впрямь новая игрушка. — наше плавание не будет очень долгим, потому я решил обойтись без помощи. пусть нашему экипажу и не помешало бы немного поработать.
очевидно, куда проще делегировать все обязанности в руки работников и очевидно, куда более нудно, имея возможность только наблюдать за чужими трудами. вадим давно не выходил на воду. давно не ощущал себя к а п и т а н о м, наконец-то всею душою ощущая, сколь тосковал по любимому делу.
— вы знаете, что требуется в первую очередь? я охотно покажу. для начала позвольте, — забирает из её рук корзину для пикника, любезно собранную кухаркой. разумеется, они планировали всего лишь недолгую, лёгкую прогулку на воде. этакий променад в погожий день, когда дует приятный ветерок, солнце размаривает и хочется задремать, прикрыв лицо шляпой. ничто не должно нарушить его планы, идеально построенные в голове. а лёгкий перекус под бокал шампанского им разумеется, пригодится несколько позже.
более того вадим решил остаться сегодня в одной лёгкой рубашке с расстёгнутыми верхними пуговицами, которая не станет стеснять движений и хотелось думать, саму олю. погода летняя, жаркая, иными словами, а ему вздумалось управлять яхтой. комфорт важнее приличий, — спорное заявление, но поблизости ни одной персоны, которая спорит. для пущей надёжности он закатывает по локоть рукава.
— для начала следует поднять паруса. грот — основной парус и стаксель — передний парус. у больших яхт парусов конечно же побольше, но нам хватит и двух, — взглянув на неё, он улыбается совершенно счастливо, словно случилось нечто очень хорошее. такой же счастливой запомнилась оля, сообщающая о том, что удалось спасти жизнь человеку. — крепко держите свою шляпку, ольга михайловна. сегодня её догонять будет немного сложнее, — изволит шутить, теперь поглядывая плутовато.
впрочем, нет сомнений в том, что вадим прыгнет в океан, если туда устремится её шляпка.
— слышите? паруса не хлопают, значит выставлены верно для сегодняшнего курса.
задирая голову, он внимательно наблюдает за тем, как наполняются паруса ветром, разглаживаются. яхта начинает постепенное движение покачнувшись, острым «носом» разделяя перед собой воду, заставляя волноваться. вадим невольно (в очередной раз) ухватывает олю за руку, чтобы предотвратить падение, которого могло и не быть вовсе. она и без тебя умеет стоять на ногах, вадик, — после укола внутреннего голоса, руку убирает как-то неловко и кивает в сторону штурвала.
— хотите порулить?
пожалуй, не существовало вопроса более о п а с н о г о. может быть только тебе это кажется интересным! очень шустро вадим решает и то, что ей необходима помощь в этом деле. нет-нет, рулить вовсе не сложно. разве что существуют тонкости, которые стоит продемонстрировать. он становится позади, не оставляя оле никакого выхода, никакого шанса вероятно, вырываться из своего же плена. а всё потому, что рулить весьма занимательно, не иначе.
не обращай внимания на то, что мгновенно пьянит её аромат.
не обращай внимания на то, что выбивающееся прядки волос щекочут оголённую кожу и кажется, душу.
слишком сосредоточенный, он впрямь первые минуты не обращает внимания, глядя на её руки. осторожно перемещает их, накрывая ладонями нежные пальцы. подлавливает себя на том, что длится это определённо дольше положенного.
— очень важно держать руль ровно, — на полутонах, переставая, впрочем, соображать. быть может, стоит винить во всём снова пекущее солнце. — иначе отклонимся от курса... и будем очень забавно петлять, — весело улыбается, находя это отчего-то забавным или скорее себя самого — до чего забавный, не имеющий никаких сил отнять свои руки от чужих. о да, ты определённо отклонился от курса, дыша ей в ухо. — но иногда... иногда нужно отклониться самую малость. сейчас мы делаем всё правильно, — нет-нет, едва ли вы делаете хотя бы что-то правильно. сообразив странность этих слов, вадим осматривается пытаясь понять, движется ли яхта или стоит на месте. яхта, впрочем, движется вперёд и постепенно набирает скорость. берег заметно отдаляется, а у него безнадёжное опьянение — не самый надёжный капитан. — если плывём, значит правильно. посмотрите назад, — ладонями невзначай скользит по её рукам, на мгновение задерживает на талии, прежде чем эти непослушные руки вовсе убрать куда-то за спину.
безнадёжность выглядит подобным образом и никак иначе.
[indent]
* * *
сперва ему не пришлась по душе смена ветра. несколько часов они провели в идиллическом блаженстве, пока ветер гнал яхту по выбранному, тщательно рассчитанному курсу. вадим упрямо не замечал изменений, не иначе как потеряв бдительность в компании своей очаровательной спутницы. немедленные меры — самое важное в том, чтобы не лишиться управления вовсе. доля правды имеется в словах о том, что женщины губят мужчин. разве что мужчины в последнем сами виноваты, никто не просит их терять голову. смена ветра впрямь вызывает тревогу, заставляя вернуться к рулю и обеспокоенно проверять состояние парусов. летний сезон в этом году уже прославился дурацкой погодой. следовало внимательнее читать газеты. порою даже меры предпринятые не гарантируют успешного завершения плавания, особенно если навстречу выступают грозовые тучи. верно говорят, что ничего опаснее грозы не бывает. вадим обеспокоенно оборачивается, смотрит на олю, а потом взгляд скользит в сторону единственной спасательной шлюпки. отчего-то в это мгновение понимает, что все его грандиозные планы нещадно испорчены и разрушены. ветер усиливается — паруса хлопают и только громче с каждой минутой. волны бьются о борта, будто норовя предупредить об опасности — тревожно. синева в небе густеет, а некогда яркий солнечный свет сменяется приглушённым, серым. он бросается к карте, пытаясь быстро _ судорожно рассчитать до какого ближайшего куска суши им удастся добраться. а быть может, добраться на яхте уже и не удастся вовсе.
— такое иногда у нас случается, — подшучивает глупо вадим, улыбаясь не менее глупой улыбкой; когда твои пассажиры и экипаж в смертельной опасности, пожалуй, не стоит шутить. впрочем, такое впрямь случается, только массивному судну легче устоять, нежели маленькой яхточке — он постарался на славу, чтобы выбрать самую неподходящую для дурной погоды.
— ольга михайловна, — поднимает на неё взгляд, полный тревоги. окажись он здесь один, никакое волнение подобно этим волнам не захлёстывало бы изнутри; только он не один и кто-то возлагал на него надежды, теперь обманутые. доверие михаила дмитриевича вовсе под огромным сомнением теперь. — сейчас мне понадобится всё ваше доверие, какое вы можете мне оказать. потому что на нас надвигается нечто очень нехорошее, — и на этих словах оборачивается туда, где небо чернеет.
про обманутое доверие непременно подумает позже, а пока следует спустить паруса. едва ли получится вырулить, сменить курс и определённо не получится устоять против ветра и волн, которые вздымаются всё выше, устраивая настоящие американские горки с острова кони-айленд. если оля возненавидит корабли и всё, что связано с морским делом, это будет его огромное, самое отрицательное достижение в жизни.
когда волны совсем остервенелыми становятся, вадим кидается в сторону оли, наивно полагая что успеет её спрятать // защитить от хлынувшей холодной воды. мгновение, и они порядком вымокшие лежат в положении не самом удобном. в иной раз он бы непременно подумал, что лежать сверху девушки совсем уж п л о х о, только не в эту минуту. сперва ему не позволяет думать вода, забившаяся в уши и оказавшаяся во рту, а после мозговая деятельность направляется сугубо на поиски выхода из бедственного положения. не назвать иначе теперь маленькую яхточку посреди стихии, какую жестоко кидает из стороны в сторону ветер, а волны ему охотно помогают. с первым громом и молнией, которая по небесному полотну расползается трещиной, не думается ничего, кроме того, чтобы покинуть борт вовсе.
— это прозвучит ужасно, но я думаю, нам поможет только спасение бегством, — помогает оле подняться, заодно чувствуя разве что глубокий стыд и разочарование. может быть ты не ведаешь погодой, но мог бы хотя бы заметить что-то неладное.
[indent]
* * *
маленькая, но стойкая лодочка постепенно причаливает к берегу, выходя из полутьмы бури и уходящего дня. вадим выдыхает с облегчением от одного вида с у ш и, потому что казалось, что водам океана нет никакого конца, они бесконечны, как и качающие волны. некогда буйная стихия будто бы присмирела, выпуская из своих смертельных объятий. где-то меж густых тёмно-синих облаков пробиваются полоски светлого неба. только день всё одно безнадёжно испорчен. более того, они могли погибнуть и об этом думать совсем не хочется. он держит в одной руке корзину, другой пытается помочь оле выбраться из лодки. перед ними каменистый пляж, за которым начинается поросший зелёной травой холм. по меньшей мере следует радоваться тому, что яхта не разбилась вместе с ними о камни на мелководье. яхта вовсе теперь потоплена очевидно. только потерянные деньги — меньшее, чего он мог лишиться сегодня.
вадим падает на траву почти что обессиленно, после неопределённого количества времени за греблей вёслами и попытками с п а с т и с ь. ему бы передохнуть пару минут. ему бы вовсе дух перевести, осознать, что произошло.
— я прошу вашего прощения, ольга михайловна, хотя не думаю, что заслуживаю его, — поднимает на неё взгляд. впрочем, быстро глаза прячет, боясь услышать её голос вовсе. — этот день должен был запомниться вам, как самый прекрасный в жизни. почти самый прекрасный. наверняка у вас было много прекрасных дней, — которых ты чуть не лишил сегодня; зато у них есть корзина для пикника, на голову не падает остервенелый дождь и сквозь мрак небесный пробивается вечернее солнце. ежели задуматься, довольно недурно для тех, кто дрейфовал в океане.
— в последнее время неприятности прямо-таки тянутся ко мне, — усмехнётся глядя куда-то вдаль. отсюда океан выглядит фальшиво безмятежным. — нет-нет, вы таковой не являетесь. я бы назвал вас скорее чем-то приятным... но стоит признаться, у меня корабли ещё никогда не тонули...
быть может, сама судьба показывает знаки, которые вы столь упрямо пропускаете мимо? оказаться на необитаемом острове наедине с девушкой — это скандал?
— не страшно, я готов заплатить. разумеется, жалко. очень жалко. некоторые яхты списывают как лошадей. последних убивают, а судна разбирают на металлолом. мне это кажется ужасно грустным, потому что очень часто надежда остаётся... а эта яхточка могла прослужить ещё какое-то время.
грустно улыбаясь, вадим поднимается с травы. даже если им придётся провести здесь ночь (звучит почти что ужасно), не помешало бы создать очаг какого-то тепла. только стоит ему чуть шире раскрыть глаза, присмотреться к окружающему миру, присмотреться к н е й, как замечает то, что замечать не следовало. влажная ткань летних платьев, как известно, тонкая, имеет свойство липнуть к телу; сквозь весьма заметна тонкая девичья фигура, плавные подробные линии, какие иногда можно видеть на скульптурах великих мастеров или на художественных зарисовках с н а т у р ы. зачастую натуры обнажённые, а художники стремятся передать всю естественность. опомнись, дурак!
— я, пожалуй, поищу что-то для разведения костра, а вы останьтесь здесь. прошу вас, останьтесь. не стоит мне помогать, — пытается оставаться вежливым, но звучит довольно убедительно, чтобы не вздумалось ольге михайловне впрямь идти за ним; и не потому, что собирать всё, что имеет свойство гореть — мужское занятие. скорее он начинает бояться своих глаз, которые видят слишком много. кажется в библии говорилось, что засматриваться на женщину — грех. ты слышал, вадик, грех!
некоторое время в одиночестве позволяет привести в порядок голову. пока он бродит меж травы, наполовину иссушенной солнцем, начинает подозревать, где они оказались. быть может, где-то здесь обитают люди. только для поисков людей стоило бы сперва передохнуть. огонь, как назло, не желал разводиться с первого раза. в какой-то момент ему захотелось закурить сигару от отчаяния, бессилия и предательства вселенной, которая не могла повременить с бурей в океане. а потом пламя вспыхнуло, спешно поглощая сухую траву и цепляясь за ветки потолще. никаких папирос в корзинке не было, зато пара стаканов, надежно замотанных в газеты — удивительно, один всего лишь стакан отделался слабой трещиной; бутылка шампанского, фрукты и французский багет с сыром.
— довольно недурно для застрявших на необитаемом острове, — смеётся вадим, откупоривая бутылку. хлопок получается слишком торжественным. ежели и праздновать, то жизнь, которая продолжается. он наполняет стаканы с улыбкой, а потом зачем-то расстёгивает ещё пару пуговиц на рубашке. дело в том, что избавиться от неё никак не представляется возможным, а влажная липнущая ткань начинает раздражать тело; и снова рвётся выдох облегчения.
— признайтесь, вы сильно злитесь на меня? — будто теперь жизненно необходимо выбить признание в этом. трудно вообразить, что она вовсе не злится. — вы испугались? полагаю, что да. я тоже очень испугался за вас. мне-то сейчас трудно себя простить, а если с вами что-то случится... если вы заболеете? хорошенько теперь думайте, прежде чем соглашаться кататься на яхтах с мужчинами, — усмехаясь грустно, он осторожно шевелит веткой сухую траву в костре — чудо, что удалось его развести посреди сырости.
— знаете, сейчас я думаю ещё и о том, как глупо всё получилось, — для храбрости сказанное запивает шампанским, которое отчего-то неизменно ударяет в голову своими пузырьками. иные более крепкие напитки не производят таких эффектов. — как вы будете меня уважать после этого? — покачает головой. а для тебя это важно, вадим александрович? — вы правы, этот спектакль очень глупый, не стоило называть вас невестой. я не умею отказывать, теперь вы это знаете. проще чем-то оправдаться, верно? найти причину, которая вместо меня скажет всё. ах эти девушки, — вздыхает совсем уж тяжко, шустро осушая стакан. наверное, кухарка решила, что отдавать бокалы в плавание небезопасно и была совершенно права. впрочем, кто пьёт шампанское из стаканов? несколько секунд он рассматривает этот стакан в руке, сквозь который размывается оранжево-жёлтое пламя. — где же найти пособие, как с ними общаться? я всегда боюсь обидеть даму, но так вышло, что вас обидел. вы меня великодушно простили, — переводит на неё взгляд, расплываясь в улыбке расслабленной.
уже некоторое время его взгляд то и дело падает на её колени, а теперь, когда шампанское впрямь п ь я н и т, быть может вкупе с эйфорией после пережитого, вадим тянется к оле; опускает голову на её колени, удобно устраиваясь на мягкой трав; рассматривает лицо по которому мягкие янтарные блики переливаются, продолжая очаровательно улыбаться.
— я обязательно что-то придумаю, и вы обязательно вернётесь в ньюпорт. не беспокойтесь об этом, — находит её руку и вероятно совсем перестав оценивать свои действия, прижимает к своим тёплым губам. — у вас холодные руки! — мгновенно вырывается, а сердце начинает колотиться. по крайней мере, спешно находит объяснение своему глупому действию. — вам холодно? нужно искать людей. полагаю, они здесь есть. ещё одну минуточку... — устало прикрывая глаза, прижимает чужую ладонь к своей теплой наполовину оголённой груди, где-то, где всё ещё бьётся тревожно сердце. его разогрело шампанское и тревога за что-то будто бы обречённо испорченное. а её рука кажется безнадёжно холодной.
до чего же этому сердцу хотелось любить.
а ему всё запрещали.
