она не святая и грехи свои точно знает. грехи столь тяжёлые что стыдно чувствовать боль. девочек учили терпеть, девочки должны быть крепче мрамора (верно, сестра?). маленькие девочки, загнанные в угол, запертые в клетки, выдрессированные, запрограммированные — теперь разбрелись по миру. опасностей и ловушек не делается меньше, только больше. спасать или уничтожать? она не определилась. определяется. заслуживает ли прогнивший до основания мир спасения — сомнений достаточно, ответ клонится к отрицательному. никто не показывал ей жизни, которую люди умудряются любить, ценить, боятся потерять. никто не говорил, что жить бывает даже приятно, когда радуешься каждой её незначительной частице. не пытаешься выживать, опустившись на самое дно, едва ли не дно эволюции, где ведётся борьба за существование. никто не говорит о жизни ради жизни, о радостях в мелочах (кажется так некоторые выражаются). она лишь догадывается что видит неполную картину, иначе зачем этот чёртов голубой шар защищают герои? герои, когда-то заслужившие её искреннее презрение и ощущение предательства. а теперь сама становится предательницей, потерявшая ориентиры, потерявшаяся в огромном пространстве. каждый день она может делать выбор, может принимать решения собственные, не навязанные. выясняется, свобода — это ещё сложнее. постоянный вопрос: правильно или нет? задаваться им почти ежеминутно невыносимо. никто не учил жить правильно, а если учил, она ничего не помнит. следовать за внутренним побуждением боязно, велика вероятность сделать только хуже, нагрешить в очередной раз. прислушиваться к своему сердцу — это как работает? множество вопросов, ни одного ответа, ни одной подсказки. единственное что остаётся, принципы. белова придумала свои принципы и, предав достаточно людей, не собирается предавать себя. постепенно ей предстоит распутать этот клубок запутанных нитей.
пахнет сыростью, влажной землёй и железом — железом особенно. желтоватый свет ламп бьёт по глазам, ресницы дрогнут, пальцы зашевелятся, сознание неторопливо возвращается. над ней нависают лица до тошноты отвратительные, исполосованные, отмеченные шрамами, следами ожогов; кривые ухмылки, издевательские насмешки в мутных глазах; им до чёртиков любопытно на что способна девочка. обычно они ждут встречи с легендарными убийцами, с чёрными вдовами во всей красе, которые способны своё прозвище оправдать. убить. безжалостно. выпрыснуть смертельный яд. их настигает разочарование, когда перед глазами возникает хорошенькая девочка, рыжая или блондинка — никакого значения не имеет. легенды громче своих героев. герои оказываются людьми. далеко не каждый носит в кармашке или сумочке костюм и сверхспособности. любопытства меньше не становится тем не менее, продолжают глазеть, легонько подбивать мысками потёртых кроссовок.
— придурки... — выдыхает, морщится отворачиваясь, прижимается щекой к мелкой, колющейся щебёнке. жжёт под рёбрами, пульсирует боль в висках, силы на каком-то неизведанном пределе, потому что ещё ни разу она не позволяла таким как они, себя одолеть. чёрные вдовы натренированы достаточно хорошо, им сражаться разве что друг с другом — остальные соперники слабоваты; по крайней мере, она так думала. не все соперники заявили о себе. а она не имеет права дальше лежать на лопатках, рано или поздно придётся подняться; если не самой, они заставят, поднимут.
— а мы-то думали ты настоящая чёрная вдова, — один из кучки откровенных идиотов сипло хохочет, обнажая свою комичную беззубость. последует ещё один выдох, грудная клетка захрипит. ей не хочется представления, не хочется размахивать рукам и ногами на потеху до крайности мерзких парней. она не может. не может подняться, словно сковывает невидимая броня, тело немеет, покрываясь тонким слоем дрожи. некоторые знают секреты. любого, даже самого сильного героя можно сломать, а уж тем более ничего не стоит сломать сомневающегося, потерявшегося и совсем не_героя. существуют разные методы. существует средство которое достаточно ввести через иглу в вену — обезврежена, обездвижена. она смутно, но помнит неприятное ощущение, когда нечто острое и тонкое пробилось через кожу, а потом медленно наплывающий туман и головокружение. отдыхать долго никто не позволит.
— поднимайте её, наше время не резиновое, — доносится грубый голос из тёмного угла; по закону жанра главный злодей прячет своё лицо во мраке и показывается в последний момент, когда его цепные псы готовы разрывать насмерть. голос босса определённо отрезвляет всех наблюдающих, заставляет спрятать любопытство и запинаться ногами ещё сильнее, усерднее, будто это поможет ей встать. белова только морщится сильнее, пытаясь стряхнуть туманную пелену с сознания и глаз. их терпение надрывается в один момент, пожалуй, не стоило демонстрировать столь явное безразличие. кто-то хватает за растрепавшиеся светлые волосы, другой больно оттягивает руку — разрывают непонятно для чего. она ведь, им живой нужна сегодня.
— ну что, малявка, будешь драться или тебе ещё один урок преподать? кто тебя вообще учил? — один из бандюг в чёрном (они все непременно в чёрном) отплёвывается, усмехается наблюдая за попытками жертвы устоять на ногах.
качает. качает сильнее чем на волнах, на морском судне в шторм. голова кругом, лица размываются в неразборчивые пятна (в этом есть и положительная сторона, их лица видеть не хочется), голоса приглушённые словно она опустилась на дно реки, а они пытаются докричаться сквозь толщу воды. запуская пальцы в запылённые волосы, откидывает их волной назад и усмехается в ответ. спокойствие должно быть выводит. никто не просит пощадить, отпустить, никто не рыдает на коленях, не пытается кричать на случай если какой-нибудь спаситель имеет весьма чуткий слух (она же не знала что такой в городе водится). губы лишь шире растягиваются, боль во всём теле потухает. ощутимая боль пульсирует только в плече. тёмно-алое пятно медленно расползается, впитываясь в грубую ткань пиджака.
— как же я вас... ненавижу, — руки безвольно падают, рассекая воздух. — вы даже сдохнуть спокойно не даёте, ребят, серьёзно? — выгибает вопросительно саднящую бровь, вырывается из груди хриплый хохот, совсем недолгий. — хотите представление? сами накачали меня этой фигней... — обрывается, не успевает, впрочем, ничего важного они не услышали бы; ведь им необходима информация, что является почти невыполнимой миссией. в красной комнате готовят превосходных молчаливых шпионов.
один из них наконец срывается, широким шагом уничтожает между ними расстояние и захватывая копну волосы отдёргивает назад, ударяет коленом в живот вынуждая подкоситься, упасть на колени. девочек из красной комнаты можно бить, говорят, их чувства заглушены. а его взгляд дикий, взгляд зверя — знакомый взгляд, хочется расхохотаться только громче, плюнуть в лицо, но лена старается не досадовать сейчас, в столь небезопасном положении.
— только попробуй мне волосы выдрать, урод, прибью, — язвить она способна в любом состоянии; даже когда тело не подчиняется, мозг не исполняет команды, язык продолжает привычно болтать; иначе слишком уныло, слишком холодно, слишком серьёзно всё выглядит. внутренний ребёнок не желает серьёзности.
— заканчивай этот цирк, белова. не притворяйся что не знаешь. где она? будь послушной девочкой, тебя же учили слушать, — цедит сквозь зубы удерживая рукой её подбородок, вынуждая смотреть в глаза. кожей ощущает чужое дыхание, наблюдает неприкрытую ярость во взгляде, дышит тяжело перестав вдруг ухмыляться. “учили слушать”. больше всего в своём прошлом ненавидит этот навык — слушать. действовать по приказу. теперь ей хочется бунтовать.
— иди к чёрту, придурок. однажды я сама её нашла, потом она меня нашла, находим друг друга иногда. не хочешь самостоятельно поискать? — продолжает издеваться упёрто, игнорируя ощутимую боль. — и ещё кое-что, я не умею стучать. этому меня не учили, — победная улыбка озаряет бледное, уставшее лицо, остатки здравого разума посылают тревожные сигналы. не стоило болтать лишнего. стоило притвориться мёртвой, хотя бы попытаться.
он отстраняется, разжимает пальцы, но не отпускает, швыряет на землю; белова едва успевает вспомнить как правильно падать дабы не травмироваться ещё сильнее. плечо заноет от боли пуще прежнего. перекатывается с живота на спину, сжимает пальцами рану, после чего поднимает руку — пальцы в собственной крови. запах железа снова въедается. голова кружится. мир качается точно плохая съёмка оператора — кадры фильмов на экранах иногда дёргаются именно так. кажется, допрос заходит в тупик, щадящие методы не подействовали. лена точно знает, что никогда, ничего не расскажет о некоторых людях. особенно если это названная сестра. сестра из красной комнаты.
— в любом случае сегодня мы убиваем обоих зайцев. приступайте к записи, будем встречать нашего гостя в маске.
сообразив, что опасность как никогда велика лена собирает последние силы, хватается за плечо и сдавливая тихие стоны от боли пытается подняться. быть может, необыкновенным чудом сможет достойно отвечать противникам, гадость в организме растворится, испарится, отделится от разгорячённой крови и ясность рассудка полностью вернётся. если чудеса в этом мире случаются, то определённо где-то далеко, где-то не рядом с ней; случаются ли вообще чудеса? ей бы вернуть своё снаряжение, свою стойкость, гибкость и моментальную отзывчивость на любое движение соперника в бою. ей бы не попасть под пулю, хотелось верить, что не смертоносную. она попалась, лишилась последнего средства защиты и теперь наблюдает опасливо за людьми с железными битами, на этом заброшенном продуваемом холодным ветром складе. выпрямив спину, отступает назад, а когда отступать некуда — выход лишь один. нападать. накидывается, замахивается, но бьёт только воздух. камера начинает запись. бесполезные удары, бесполезные попытки, бесполезное прошлое, не научившее держаться непоколебимо несмотря ни на что. белова не может постоять за себя, пожалуй, впервые; настолько обессилена, сбита и потеряна что ком образуется в горле, в глазах собирается влага. ей не хочется быть той девочкой, той жертвой, которую избивают до полуживого состояния на камеру. впрочем, вселенная никогда не слушала её желаний. плата за собственные грехи. колени подкашиваются. руки опускаются. безвольно падает больше не в силах подняться, сопротивляться, уворачиваться от ударов. должно быть, в кадре она выглядит отвратительно. появляются ссадины, кожа то багровеет, то лилового оттенка пятна проступают; пахнет железом сильнее, кровавое пятно расползается, дотягиваясь до шеи. случаются ли чудеса в этом мире? елена белова, переставая вскоре ощущать боль впервые задумывается о своей скорой, неминуемой смерти. впервые терпеть столь невыносимо, хочется раствориться в темноте чтобы никто не нашёл, никто не смог притронуться.
[/float] 
