Cristina Haz — знакомство с Гарварда, близкая подруга и личный кардиолог.

Remi Rivera — подруга, конфликт на профессиональной почве.

Madison Woods — одна ночь, но запомнилась надолго, подруга сына.

Ellison Hawley — племянница, причина для беспокойств.

Vicki Walker — подруга, напоминание об увлечении искусством.

Elizabeth Booker — профессиональная связь.

Ash Oxton —

Winfred Owen —

Rebecca Monroe — подруга, помогает понять сына.

сезонные плашки: весна

1. прокатиться на велосипеде в Центральном парке; ✓

2. надеть резиновые сапоги; ✓

3. собрать букет из ландышей; ✓

4. сходить в салон красоты [барбершоп]; ✓

5. купить яркий предмет гардероба для борьбы с весенней хандрой; ✓

6. определить место для летнего отпуска; ✓

7. купить горшки с цветами и расставить на балконе; ✓

8. посетить урок танцев; ✓

9. подарить цветы девушке [подарить одеколон мужчине]; ✓

10. отметить день матери; ✓

11. пустить бумажные кораблики по луже или реке; ✓

12.

13. быть забрызганным грязью из-за проезжающего мимо автомобиля; ✓

14. вымыть свой автомобиль [другой вид транспорта]; ✓

15. приобрести увлажнитель воздуха; ✓

16. устроить пижамную вечеринку; ✓

17. начать бегать по утрам; ✓

18. встретить рассвет на любой возвышенности (крыша, холм, дерево etc); ✓

19. провести день в Диснейлэнде; ✓

20. запустить любой предмет в орущего кота; ✓

21. подцепить лёгкую простуду; ✓

22. упасть в озеро [реку]; ✓

23. барбекю на свежем воздухе; ✓

24. попасть под весенний дождь; ✓

25. страдать от аллергии; ✓

награды :: плашки

10 плашек

25 плашек

50 плашек

100 плашек

250 плашек

награды :: сериалы

10 сериалов

25 сериалов

50 сериалов

награды :: посты

10 постов

25 постов

50 постов

100 постов

250 постов

награды :: сообщения

250 сообщений

500 сообщений

1500 сообщений

3000 сообщений

4000 сообщений

награды :: разное

написать 10 заявок на нужных

забрать 5 человек из «хочу к вам»

оставить 20 заявок в «хочу видеть»

оставить 50 рекламных листовок

пост недели

дуэт недели

эпизод недели

активист недели

лучшая публикация в соц сети

участие в фотомарафоне (10 раз)

стать участником таймовских «пыток»

ответить на 30 вопросов в «answer me»

выполнить все задания в календаре заданий 3 раза

1. Ты посмотрел Сплетню?
2. Так в каком году мы едем в отпуск? 2020, 2019 или 2016?
3. И последнее кто и когда делает тему?

1. да, саундтрек и кейт хадсон шикарны. сейчас я осмысливаю этот фильм. он мне слегка взорвал мозг в конце, но понравился.
2. теперь в 2020, я всё ещё один еду, с бутылкой под боком.
3. нуу что тебе сказать, напишу в более приватной обстановке хд

1. прежде чем мы расстанемся;
2. первый мститель: зимний солдат;
3. мисс конгениальность (один и два);
4. нью-йоркское такси;
5. достать ножи;
6. курорт для ныряльщиков на красном море;
7. эрин брокович;
8. тёмные воды;
9. шеф адам джонс;
10. кейт и лео;
11. вам письмо; 
12. крылышко или ножка;
13. жандарм из сен-тропе;
14. наверное боги сошли с ума;
15. последний отпуск;
16. моя большая греческая свадьба;
17. слуга народа 2;
18. пигмалион;
19. пять невест;
20. лысый нянька: спецзадание (мне он действительно нравится ахах ещё с детства, ну с даты выхода);
21. величайший шоумен;
22. веном;
23. железный человек.

{

t h e y   s a y   t h a t   t i m e ' s   s u p p o s e d   t o   h e a l   y a b u t   i   a i n ' t   done much healing

}

[indent=2,1] В последнее время Крис слишком отчаянно _ часто перебирает потёртые, то «шумные», то засвеченные, то чересчур тёмные кадры из плёнки своей жизни. 

[indent=2,1] Семья поддерживает. Пытается. Отец поздним вечером своим размеренным, спокойным тоном сообщает сквозь динамик телефона что «пора двигаться дальше, сынок»; мама отмахивается рукой, демонстративно закатывает глаза и грозится с ним вовсе не разговаривать, потому что бесполезно; Скотт пожимает плечами и благодарит господа бога за то, что «уберёг от этих женщин», а сёстры — единственные дипломатичные личности в семье, кивают и похлопывают по плечу, выражая поддержку _ сочувствие. Доджер — пожалуй, самый близкий в семье, укладывает морду на колени и смотрит глазами, полными преданности, какой в мире нигде больше не существует. Преданность. Должно быть, ничего о ней не узнаешь, пока не обзаведёшься питомцем из приюта. А какова же настоящая преданность? 

[indent=2,1] — Ты взял свою зубную щётку? — голос раздаётся где-то в стороне ванной комнаты, которую Ник обследует, будто Крис мог забыть выключить воду или оставить мокрое бельё в стиральной машине; разумеется, он непременно проверит кухню на наличие включенной плиты.  — Я не устану повторять что щётки в Понсе-сити лучшие. Зачем всё брать с собой если собираешься жить в Понсе-сити? — он разводит руками останавливаясь посреди просторной гостиной. Дом на Голливудских холмах в общем-то просторный, только Крис любит называть его «четыре тысячи шестьсот квадратных футов одиночества», несмотря на безмерную любовь к одиночеству; в его понимании одиночество разных оттенков и некоторые совершенно не приходятся по душе. Ник упирается руками в бока, уставляясь на своего подопечного, должно быть самого сложного в работе — тесные, доверительные отношение неизбежны, равно как и полноценное раскрытие характера. Его менеджер определённо самый терпеливый _ святой человек на планете. 

[indent=2,1] — Опять Дженни? — пробивающееся раздражение сквозь усиленную сдержанность заставляет насторожиться. Крис опускает взгляд и вспоминает что держит в руках телефон, слишком сильно сжимает — удивительным образом трещины не распустились по экрану.  — Слушай, парень, так не пойдёт, ясно? Сконцентрируйся. Ты взял чёртову щётку? 

[indent=2,1] Ник злится. Крис не осуждает. 

[indent=2,1] — Моя чёртова щётка всегда со мной, другие меня не устраивают, — усмехается Крис, пряча телефон в глубокий карман джинсовых брюк; только осадок разговора, состоявшегося десять минут назад, никуда не спрячешь, как и терзающее чувство неладного. «Я делаю что-то не так», — повторяет он самому себе, не понимая, что именно. Преданность — это отчасти полноценное понимание, принятие. Он надеялся, но надежды зачастую (и он привык постепенно) не сбываются, подводят.   

— Крис, мы можем сходить на ужин? В четверг вечером, — она рассматривает собственное отражение в зеркале крайне оценивающе-критично, прикладывая к телу вечернее платье в блёстках. — В ресторане! — подчёркивает более громким голосом.  — Соберётся компания, они так хотят увидеть тебя, — на её лице расцветает счастливая улыбка. Несомненно, они хотят увидеть, только необязательно Криса, скорее навязанное представление о нём — о чём он и раздумывает, отмеряя количество сухого корма Доджу на ужин. Мама говорит, что с женщинами не стоит вступать в диалог или принимать важные решения, касающиеся отношений, если настроение паршивое.  — Ты же знаешь, я улетаю на несколько дней раньше, не получится, — он останавливается в дверном проёме, опирается плечом о косяк и окидывает взглядом, казалось бы, любящим _ сожалеющим. Наблюдая за ней, стоящей в одном чёрном белье от Victoria's Secret и примеряющей вечерние платья, он думает, что всё получится. Справятся. Переживут. Ведь он любит до трепета сердца и мурашек вдоль спины. Наверное, любит.  — Да брось, Крис. У нас не было нормальных праздников, сейчас все отдыхают, ты забыл? Они так давно этого ждут, — она оборачивается, опуская руки.  — Ты действительно полетишь раньше? Может, мне позвонить Кевину Файги и сообщить что мой парень слишком занят? — в голосе сквозит укор. Кррис ненавидит укоры, а ещё больше — чьи-то указания касательно его жизни. Любое посягательство на личное пространство выводит из равновесия, и теперь он балансирует между сдержанностью и срывом — слишком опасно.    — Прости, — не желая объясняться он опускает взгляд, старается выражать тоном сожаление, что должно быть, получается скверно. — Понятно, можешь не объяснять, — бросает Дженни, откладывает платье и захватывая свою одежду выходит из спальни. Наверное, снова будет ночевать в гостевой комнате, или позвонит одной из подружек, с которыми сочиняет текст для стендапов. Наверное, он любит. Закрадываются сомнения.

[indent=2,1] Из холла доносится хлопок двери, словно входящий силу не рассчитал — заставляет очнуться, серый туман из сплошных серых мыслей _ воспоминаний отступает. Майк тараторит не иначе, извиняется за «дверь, ремонт которой будет оплачивать половину своей жизни» по словам Ника. Крису безразлично, порой хочется самостоятельно разнести этот дом, построенный на холмах в далёких сороковых годах. Майк — незнакомый человек, но кажется искренним, преданным и понимающим. Крис не предполагал, что на пике собственной карьеры придётся привыкать к новеньким, молодым и почти стажёрами. Майку всего двадцать два, и он пишет письма в различные агентства, надеясь получить больше работы, больше денег. Крис не знает настоящей причины, но догадывается. Майк ему нравится. Искренность сегодня слишком редкий товар, грозящийся стать бесценным. 

[indent=2,1] — Машина подъехала, службы аэропорта оповещены и ждут. Меган договаривается с прессой, но мы не уверены, что получится избежать внимания. Мистер Эванс, вам купить кофе? — на одном дыхании и весьма старательно выговаривает Майк, вытягиваясь во весь рост словно произносит доклад перед главой государства. Ник преданность стажёров не оценивает (на самом деле только делает вид), окидывает пренебрежительным (нарочно) взглядом. 

[indent=2,1] — Нет, теперь я буду пить чай и, пожалуй, сам с этим разберусь, — Крис дружелюбно улыбается и подхватывает рюкзак, провалявшийся на мягком коврике перед диваном; в сознании он же никак не разберётся для каких невероятных целей Ник нанял личного помощника. Последнее, чего ему бы хотелось — прислуживания в виде подачи кофе и держания зонта над головой. Спорить со своим менеджером бесполезно. Он надевает очки (зима в Лос-Анджелесе далека от общепринятых понятий, впрочем, очками он пользуется даже в Бостоне), хлопает Ника по плечу и направляется к выходу, не забыв захватить чемодан. Сообразив, что чемодан не доверят, Майк торопится (чуть ли не спотыкается о какие-то домашние тапочки в прихожей) открыть двери. 

[indent=2,1] — Напомните, чтобы я уволил его после Атланты, — бросает Ник напоследок, убедившись в исправности сигнализации, а также в том, что плита и утюг выключены. 

— Дженни, пойми же! — он прикладывает ладонь к груди — сердце бешено колотится; он повышает тон голоса лишь для того, чтобы достучаться, рискуя после неделю хрипеть, словно подхватил простуду. Он хочет быть услышанным — это всё, что требуется. Любящие друг друга люди умеют слышать и слушать, не так ли? Он до хрипоты отчаянно кричит, среди оттенков ни единого намёка на злость _ ненависть. Он убеждает себя раз за разом в том, что любит.  — Я не могу, просто не могу. Я хочу уехать, но остаюсь здесь для тебя, ради тебя. Мой дом не здесь, ты понимаешь? Сидеть в центре зала ресторана и есть пасту на камеры — не мой стиль. Выйти куда-либо — это другое для меня, — потому что ты, Крис, чёртова знаменитость, которую узнают везде и всюду. Он начал ненавидеть рестораны ровно в две тысячи одиннадцатом, как и остальные общественные заведения. Почти пробалтывается, едва сдерживается от «это другое для меня, в отличие от тебя», не желая намекать на собственный статус, имеющий чуть больше значения. Крис завидует Дженни — она имеет счастливую возможность сходить в (любое место на планете) любимую кофейню и остаться незамеченной.  — Знаешь, что я поняла? Ты не можешь сделать этого для меня. Я думала, отношения про другое, про жертвы, например, — произносит она медленно, размеренно и бесцветно, что напоминает пытку, делающую больно постепенно.

[indent=2,1] Преданность — это проявление любви даже в трудных обстоятельствах. Крис порой задумывается над тем, что сам подлинной преданности не демонстрировал. Готовность съесть ужин на камеру — это проявление любви; готовность справляться с расспросами, глупыми предложениями и парнями, которые просят автографы на выходе из ресторана, чтобы после продать подороже — это проявление любви. Совесть вот-вот и горло перегрызёт, но по мере приближения автомобиля ко входу он начинает вспоминать причины. Номеров машин никто не знает, что не обещает тихого и спокойного прохода на регистрацию и сдачу багажа. Крис располагает достаточным количеством причин ненавидеть общественные места. Его руки начинают подрагивать за двадцать метров от остановки, а дыхание учащаться — за десять. Он прячется в чёрной куртке, надевает кепку с козырьком понадёжнее и скрывает глаза, отражающие внутреннюю тревогу точно зеркала души. Никогда не удавалось выпрямить спину и пройти более уверенно, раскрепощённо, потому что мелькающие _ раздражающие вспышки фотокамер, разношерстные вопросы (от личной жизни до подробностей нового фильма о Мстителях) и окружившие незнакомцы задавливают, превращаясь в один сплошной, непосильный груз. Никто не знает, но добраться до самолёта — это одна из пыток его сложной жизни. Ник и Майкл в компании охраны и сотрудников аэропорта делают всё возможное, а иногда и невозможное, но Крису однажды пришлось уяснить что от собственных ноши и обязательства не избавиться. 

[indent=2,1] В последнее время Крис часто перебирает потёртые кадры из плёнки своей жизни, цепляясь за прошлое пуще прежнего. Семья поддерживает. Пытается. Все как один твердят: «остановись и живи настоящим». Он был готов попытаться, только прошлое настигло снова и более неожиданно, нежели раньше. Прошлое появилось перед ним в сто пятидесяти сантиметрах, которые он когда-то безмерно любил. А быть может, только пытался себя убедить что любит, подобно сегодняшним дням. 

[indent=2,1] — Ник? Что происходит? — настороженно спрашивает Эванс, останавливаясь в нескольких метрах от телескопического трапа, ведущего прямиком в салон самолёта. 

— Ты не знал? У них тоже съёмки в Атланте, решили лететь через ЛА, может быть из-за нас, а? — он подмигивает заговорщически, толкая локтем в бок. 

[indent=2,1] Крис буквально забывает как дышать, а сердце в груди наверняка замедляет ритм, грозясь остановиться. Перед ним возникает образ совершенно другой — образ красивой, миниатюрной девочки, подающей большие надежды. В глазах остальных она — мировая знаменитость, признанная самой красивой и желанной женщиной в мире. Они должны, обязаны друг друга ненавидеть и наверное, будут исполнять этот долг _ обещание, даваемое бывшими так глупо и традиционно. Несколько минут наблюдает за ней, окружённой некоторым количеством людей, не осознавая толком что боится подойти ближе; шаг вперёд — шаг в пропасть, неизвестность. Шаг вперёд сделать придётся, потому что самолёт вечно ждать не будет пассажиров из первого класса. Ник слишком легко завязывает разговор с сопровождающими противоположной стороны, а Крис мечтает превратиться в человека-невидимку.

[indent=2,1] — Давно не виделись, — бросает он когда оказывается ближе, когда приходится зайти в этот железный «рукав» и невзначай уловить аромат её парфюма — знакомый. 

[indent=2,1] Крис любит цепляться за прошлое, но иногда прошлое напоминает о себе добровольно.

Текст заявки:

ищу игрока для «голливудского» сюжета. без приглашения на форум [но форум есть и я на нём с ролью криса эванса], так как полноценной заявки нет. к сожалению, прийти по вашему приглашению куда-либо не смогу. 

про меня:

• не отыгрываю токсичные отношения во всех проявлениях;

• мои посты от 8-10 тысяч и до бесконечности;

• люблю оформлять посты цитатами // картинками // гифами;

• обеспечиваю графикой при необходимости [и не только];

• третье лицо, заглавные буквы;

• иногда могу выпадать, тормозить с ответами.

что хотелось бы видеть в потенциальном соигроке: 

• заинтересованность в персонаже, не только в самих отношениях; 

• желание развивать // узнавать // прочесть парочку интервью [выбранной внешности], например [голливуд же];

• желание обсуждать (!) и писать хотя бы пост в неделю-две.

очень важно! хотелось бы отыграть пару, но так как романтика в игре — важный для меня элемент, предлагаю сначала поговорить, узнать друг друга и возможно, написать пару постов. словом, не торопить события. большое спасибо за понимание. 

я буду счастлив, если вы откликнитесь с мыслью «мне это действительно интересно», а также буду рад почитать ваш пост.

ниже представлены желаемые внешности. порядок внешностей не означает важность или приоритетность.

Пример вашего поста:

i   c a n ' t   i m a g i n e   a   w or l d   w i t h
y o u   g o n e

Ирландцы — весёлый народ с оттенками измученности и светлой грусти. Ирландские волынка и флейта разыгрывают задорную мелодию, пока на фоне изящно _ тонко звучит скрипка, словно некоторые кельтские композиции составлялись по неизменному состоянию ирландских душ. В пабе Coughlans янтарный, приглушённый свет, голые, каменные стены, исцарапанное старенькое фортепиано и маленькие лампочки на гирляндах. Запах чуть подгорелой жаренной картошки — добавляет очарования и домашней атмосферы, крепкий эль ударяет с такой силой, что, прислушиваясь к трогательным звукам волынки, хочется лезть обниматься. Он допивает вторую кружку, иногда оборачивается в сторону небольшой сцены, где кельтскую музыку играют приглашённые музыканты и ощущает раскованность, которая огромной роскошью стала. Трюк с закидыванием орешка в рот удаётся с третьего раза — они смеются, видя в друг друге самих себя. Мишель отправилась в дамскую комнату, когда заиграла мелодия из Титаника. Крис не упускает возможности утянуть пару ломтиков картошки из её порции, глядя на Джона будто нашкодивший ребёнок, знающий что его не выдадут.  — Она очень особенная, Джон, — произносит так, словно собирается дать дружеский совет. Джон — отличный парень, ему едва ли нужны советы, но Крис чувствует ответственность. Джон кивает с готовностью выслушать.  — Тебе повезло! — смахивая серьёзность с лица, сипло хохочет и по-дружески закидывает руку на плечо, словно они знакомы дольше чем один вечер в пабе.  — Никогда не бросай её, хорошо? Даже если она будет просить, умолять, заставлять, в глубине души она точно не захочет оставаться в одиночестве. Её нельзя оставлять одну, нельзя, — покачав головой он снова прожигает деревянную столешницу чуть помрачневшим взглядом. Быть может, когда-то он хотел услышать эти слова, но нисколько не сомневался, что сам произнесёт их везучему парню, урвавшему счастливый билет. Козырёк кепки надёжно скрывает глаза _ зеркала _ души, иначе пришлось бы неловко объясняться. Быть может, поэтому он носит кепки даже в помещении — паршивый актёр на сцене реальной жизни. Молчание надолго не затягивается. Волынка снова весело играет да так, что хочется пуститься в пляс. Крис разливает остатки эля из бутылки по большим деревянным кружкам, уверенный в том, что Джон Дайнин надёжный парень.

/ i ' d   b e    s o    l o s t    i f    y o u    l e f t    m e    a l o n e /

[indent] «Она ушла во сне» — высветилось на экране телефона, что было снято крупным планом. Иногда он задумывается, ищет нечто общее, нечто душу успокаивающее и говорящее что «ты не безнадёжен». Крис вообразить не мог, и потому успешно упустил то самое сходство, то самое общее. Стив Роджерс роняет краткое, казалось бы, небрежное _ неуважительное «я должен идти» в самый разгар, в самый важный момент, когда решается судьба команды, судьба его «семьи». В сценарии прописаны недоуменные, вопросительные взгляды, тяжёлый вздох и закатывание глаз. В сценарии Роджерс настолько одинок и замкнут в себе что попросту уходит, не объясняя, попросту прячется где-то на лестнице и склонив голову, позволяет обжигающей слезе скатиться по выбритой щеке. Монтаж убивает многое, но пережитые моменты даже на камеру, даже внутри себя, оставляют след. Смерть неизменно оставляет след. Стив Роджерс бросил в с ё. Крис Эванс тоже бросит. 

[indent] Атмосфера на съёмочной площадке царила оживлённая, почти обыденная, едва ли омрачённая предстоящей сценой, гробом и обилием белоснежных лилий. Крис расхаживает в чёрном костюме-тройке, слушает классическую музыку в наушниках (любезно отправленную Хейли, будто она вознамерилась поиздеваться над его ненастоящей скорбью), обдумывает последние новости, доносимые всяческими «ветрами» со стороны британского острова. Новостей становится меньше с каждой неделей, словно сообщать о происходящем становится тяжелее; чем меньше, тем сильнее укрепляется дурное предчувствие. Прожигая взглядом экран телефона и короткую строчку, хранящую в себе скорбный смысл, он думал о том, что происходит в хосписе Мэримаунт. Он невольно представлял его, бледного и обессиленного, вымученного, и её, находящуюся неизменно рядом, склонившуюся над постелью, которая должно быть, смертью пахнет. Секреты актёрской игры порой просты и банальны до смешного. Крис, пожалуй, единственный, кто сегодня по-настоящему выглядит мрачно, достойно образа до того, как замаячат камеры со всевозможных ракурсов. 

[indent] — Эй, дружище, — кто-то приближающийся позади бодро окликает, — отправил Этвелл некролог? — Маки опускает руку на плечо, только улыбка тухнет, стоит ему только увидеть отстранённость в голубых глазах. Маки понимает больше, чем положено. Маки — отец четвёрки славных ребятишек, король шуток и обладатель суперспособности в реальной жизни — видит то, чего не видят другие. Плечо крепче сжимает. Крису с т р а ш н о, потому что окружающие читают точно книгу, которую достаточно раскрыть — никаких замков, паролей и ключей. Крис вовремя вспоминает что сегодня можно, сегодня гроб на плече нести — задавать вопросов никто не станет. 

[indent] — Её ответ озвучить дословно или поберечь твоих детей? Что? Всего лишь хочу, чтобы из них выросли хорошие парни, ты же себя не контролируешь, — вынимая из ушей наушники, пожимает плечами. Их отношения только крепнут от каждого съёмочного дня, словно прописанная на бумаге дружба отражается не только на экранах, но и в сердцах. Тони качает головой, похлопывает по спине — на лице написано, что собирается подшутить, подколоть в своей излюбленной манере. 

[indent] — Понял, кэп. Не выражаться, да? Это же твоя любимая реплика, да? Я так и передам журналистам, — спешно удаляется, чтобы маленькую победу оставить за собой. 

[indent] — Какого черта? Я ненавижу эти слова! — смеётся Эванс, принимая из рук стилиста чистенький, выглаженный пиджак, на который определённо было запрещено дышать и даже смотреть. На некоторое время он забывает о смерти; на слишком непродолжительное время, пока подходит к огромным декорациям собора на английский манер. Разумеется, снимать в настоящем соборе в Лондоне было бы разумнее, дороже и б л и ж е. Крис был бы ближе, но теперь скован обязательством, контрактом, далёкой чёртовой Атлантой, ставшей надёжным прибежищем для многих студий. Крис окидывает ненастоящее здание и чуть ли не обращается к господу богу, хотелось думать, что настоящему. Убеждает себя в том, что никаких параллелей, за порогом лишь актёры массовки, камеры, работники и сладко пахнущие белые лилии. Цветы следовало заказать искусственные, не так ли? 

[indent] Сидя в первом ряду перед гробом и алтарём, усиленно борется с предчувствием и запахом, странным, дурным запахом. Тони словно почуял, непривычно спокойно, неподвижно сидит рядом, не толкает локтем в бок, не комментирует происходящее в сугубо шутливо _ комедийном свете, не пытается сбить с толку подкидывая реплики из совершенно других сцен. Эвансу не по себе. Передёргивает незаметно от холода, словно стены настоящие, каменные, этим холодом дышащие. А бывает ли предчувствие смерти за километры, когда разделяет целый океан? Эмили Ванкэмп превосходно с ролью справляется, произнося безукоризненно речь Шэрон с первого дубля. Руссо пристально прожигают экраны, находят промахи то ли операторов, то ли гримёров, то ли вовсе декораторов — Крис не прислушивался, оставаясь на месте, где положено. Эмили улыбается с пониманием и смирением, согласно кивает и возвращается за пюпитр чтобы речь произнести снова. 

[indent] — Свои слова не забыл? — наконец-то шепчет Маки, зная, что никаких фраз Стив не произносит в данной сцене, играя лишь оттенками взгляда. Крис ловит слабую, дружескую усмешку, только реагирует слишком запоздало, отчаянно пытаясь вспомнить слова.  — Расслабься, нет у тебя слов, — словно неладное замечая отшучивается. Актёры остаются на своих местах, камеры снова обступают со всех сторон, а где-то сверху звучит мягкий, приятный голос Ванкэмп, отдающий утончённым британским акцентом, и цитата Пегги, обещающая разлететься по всей сети, врезаться в сознание, служить мотивацией в ж и з н и. 

Даже если весь мир хочет тебя подвинуть, твой долг — врасти в землю как дерево, посмотреть им в глаза и сказать: «нет, подвиньтесь вы».

[indent] Смерть была ближе, чем Крис мог думать _ представлять _ чувствовать. Руссо собираются попытаться отснять ещё одну сцену, не боясь излишней нагрузки и возмущения кого-либо из команды, и даже возражений самих актёров. Крис косится на гроб, обтянутый британским флагом, до сих пор ощущает тяжесть, пусть внутри п у с т о. Маки и Ванкэмп стоят рядом — им ещё материал отснять вместе предстоит, довести начатое до конца на волне правильного настроения. Наверное, мрачная аура в кадре, приближённая к реальной, режиссёрам пришлась по душе. Тони увлечённо ведает о приключениях собственных детей, пользуясь порядочностью Эмили — она никогда не перебивает, всегда слушает, признаётся, что детей любит. Крис где-то в отдалении, пока личный помощник не подбежит. Его личный помощник только телефон и приносит, когда тот разрывается от входящих звонков и сообщений. Они договорились что после пяти раз телефон следует принести. Бедолага-парень лишь тем и занимается, стережёт телефон вместо более увлекательной работы. 

[indent] — Я насчитал шесть раз, — неловко произносит он, телефон протягивая и удивляясь медлительности со стороны Криса. Поглядывает на Маки и Ванкэмп, словно ища поддержки. Тони единственный, кто осмеивается ударить локтем в бок и заставить взять чёртов телефон. Шесть раз. Ш е с т ь. Менеджер? Публицист? Быть может, агент раскопал интересный вариант и ему не терпится сообщить? Пресса или поклонники узнали его номер? Последнее из жанра мистики, но Крис ничего не исключает помимо н о в о с т е й. Под пристальным взглядом визажиста перезванивает и выслушав краткое сообщение, ухватывается за запястье, останавливая. 

[indent] — Крис? Ты в порядке? — осторожно интересуется проницательная Эмили, замечающая определённо нездоровую бледность лица, вовсе не искусственными средствами созданную. 

[indent] «Она заснула» превращается в зловещее «он заснул». Крис растворяется в мгновенно образовавшемся тумане, словно отрывается в его облаках от земли; земля уходит из-под ног — меткое и точное описание того, что человек способен ощутить. Не извиняется перед визажистом (он точно помнил её имя), не удостаивает друзей _ коллег ни словом, ни взглядом. Убегает. Он разворачивается спиной и убегает, неуклюже расталкивая людей (а людей здесь было много) на своём пути. Тони Руссо смотрел с более очевидным сочувствием, когда Джо кивал с пониманием и серьёзным выражением лица, прикидывая насколько неудобно отменять съёмку и переписывать график. Эванс выпрашивает разрешение у й т и будто школьник, который перед учителем. Они позволили. 

i   p u l l   y o u   i n   t o   f e e l   y o u r   h e a r t b e a t
c a n   y o u   h e a r   m e   s c r e a m i n g   «please don't leave me»
c o m e   b a c k   //   i   s t i l l   n e e d   y o u

[indent] Крис редко злоупотребляет положением и средствами на банковских счетах. Лишь иногда он тратится на частный самолёт, представляя, насколько долгим и утомительным будет перелёт в гражданском. Он упустил _ потерял время, теперь время в кредит, теперь не может медлить, не может комментировать свои передвижения и появляться перед фотокамерами, поджидающими возле каждого входа _ выхода. В маленьком, тесном салоне он прожигает взглядом экран теперь своего телефона, вовсе не того, который Роджерсу принадлежит. Читает сообщение вовсе не о той женщине, которую Роджерс всегда любил, а от женщины, которую любил сам. Она звонила, только он узнал несколько раньше. «Я должен идти» — это он произнёс перед каждым и даже перед братьями Руссо, которым доведётся расхлёбывать, равно как и расколовшейся команде супергероев по сценарию. Роджерс никогда не позволял эмоциям настолько расплёскиваться за границами; только Эванс вовсе не Роджерс, и оставшись наедине с телефоном, с сообщениями, слишком поздно прочитанными эмоции расплёскивает. Из раскрасневшихся глаз текут слёзы. Он плачет, потому что знает — приземлившись, плакать перед ней нельзя; он плачет, потому что произошло самое ужасное и оправдалось дурное предчувствие; он плачет, потому что один из лучших друзей оставил её в одиночестве. 

[indent] Его команда переполошилась: Меган отчаянно _ злобно орала, находясь где-то в Лос-Анджелесе, Ник отказался что-либо говорить кроме «я отправлю кого-то к тебе». Крис ощутил справедливость праведного гнева лишь очутившись в аэропорту Корка в полнейшем одиночестве. Тревога, почти паническая атака скалится где-то в стороне, но рядом, ощутимо рядом. Без привычного сопровождения и какой-либо опоры — он должен был сорваться не предупредив, прыгнуть в омут с головой, потому что другого выхода не было. В аэропорту Корка его не узнали (время позднее), не узнал и таксист (наверное, молился, чтобы клиент не оказался маньяком), которого он попросил ехать побыстрее. Запас из двадцати минут, чтобы унять дрожь во всём теле, настроить дыхание и прочистить забитый нос — хорошо, что его не узнали. Далее он врывается в больницу, словно собирается её ограбить, не иначе. Требует номер палаты или какой-либо ориентир, звуча слишком по-американски, начиная себя выдавать. Должно быть, персонал хосписа связывают контракты и договорённости, запрещающие разбалтывать столь сенсационные новости. Ни разу прессой не упоминалась их столь очевидная дружба. 

[indent] Крис б е ж и т, игнорируя скользкие ступени, только что вымытые полы, вероятность получить травму и задержать чёртовы съёмки на ещё более продолжительный срок. Крис бежит, потому что иначе не может, а когда добегает — останавливается и позволяет рукам безвольно опуститься вдоль тела. Добежал и оказался в тупике. Мишель одна. Я же просил не оставлять её. Мишель, похудевшая, измученная куда заметнее чем в последнюю их встречу. Сердце болезненно сжимается в тисках стальных, не иначе. Он опускается перед ней, всматривается в её лицо, пытаясь вычитать, урвать хотя бы что-то, но сталкивается лишь с пустотой. Сжимая её руки в своих, пытается что-то сказать; от неловкого, тихого «привет» до каких-то избитых фраз о том, что слишком поздно и «нельзя просидеть здесь до утра». Крис никогда, никого из настолько близких не терял, разве что перед камерами, разве что, вживаясь в роль и пропуская сквозь себя боль — в реальности боль в разы сильнее. Крис не может понять и осознать всецело, путается в мыслях и словах. Мама говорит, что в скорбное время нужно быть рядом и этого зачастую достаточно. 

[indent] — Милая, мне так жаль, — крепче сжимает её холодные пальцы в своих руках, смаргивает медленно копящуюся влагу в уголках глаз. Словно под гипнозом реагирует мгновенно, руки её отпускает, только бы не бездействовать, только бы делать что-то; ищет в «контактах» номер, когда-то продиктованный самим Джоном. Убьёт ли родителей эта новость? Новость вполне ожидаемая, только смерть — это всегда внезапно, всегда больно, даже если ж д ё ш ь. Он едва ли соображает, что делает, забывает о времени. Мишель действует более благоразумно. Надо позвонить, только не сейчас. Хватка у неё удивительно сильная, но отрезвляющая. Крис поскорее должен понять, что на его плечах ответственность за многое. Потерять друга и потерять любимого человека, за которого боролся отчаянно — несколько разные понятия, разный смысл, разные чувства. Словно пелена с глаз спадает, а туман постепенно _ вынужденно рассеивается. Он погорюет позже. 

[indent] — Утром позвоним, — голос балансирует между мягкостью и твёрдостью, быть может несколько перевешиваю в сторону твёрдости.  — А лучше если с ними свяжутся врачи. У них могут быть вопросы, — опускает взгляд на её руку. Слышит ли Мишель его голос? — Ты слышишь меня? Мишель? Пожалуйста, — осторожно разжимает её пальцы вовсе не потому, что больно — больно быть не может. Не хочется прибегать к заветному «отчаянное время требует отчаянных мер». Пораздумав несколько минут, приходит (по его мнению) к наилучшему выводу.   

[indent] — Не стоит здесь быть до утра, — он может быть жесток, но Мишель достаточно времени провела з д е с ь, — мы не останемся, даже не думай, — забирает телефон обратно, прячет в кармане куртки. Крис готов преодолевать сопротивления, даже если она возненавидит его временно или вечно. Крис слишком ясно _ остро осознаёт, что потерять и её не может.  — Пойдём в отель, — в иной ситуации он бы усмехнулся своей двусмысленности, — нужно поспать, поесть, душ хотя бы принять, мне уж точно. Я знаю, звучит дико, но мы уходим, — повторяет твёрдо, превращаясь в собственного персонажа, парня, который всегда твёрд и делает то, что правильно любой ценой. Возвращение домой кажется плохой сейчас идеей, самой плохой из всех существующих; вовсе не напоминания останавливают, а само осознание, которое едва ли наступило. Они оба слишком размыто _ туманно осознают, что Джон «уснул». 

[indent] — Идём же, — он поднимается и протягивает руку. 

[indent] Времяпровождение в больнице теперь совершенно бесполезно, впрочем, как и многое другое. Бесполезной может показаться вся жизнь.

y o u ’ l l    p a i n t    o i l e d    p i c t u r e s    o f    o l d    t i m e s
запах масляной краски :: разбросанные каталоги с аукционов :: «мы должны проработать эту проблему» :: йога по воскресеньям — фитнес по понедельникам :: бег по утрам :: любимое красное полусладкое :: аромат лаванды :: проникновенный взгляд :: жизнь по расписанию из  планера ручной работы :: подбирать галстуки и парфюм своим мальчикам :: бесконечные ночные разговоры :: поцелуи в гардеробной комнате :: рассматривать фотоальбомы и перебирать старые игрушки :: объятья во сне :: отдавать себя целиком семье, но поставить под сомнение в с ё, когда придёт время

♫ active child - painted staircase

пока что не буду расписывать биографию, полный портрет персонажа и насколько классно его взять (классно, поверь мне на слово), однако. я действительно хочу п о и г р а т ь, а не посидеть для красоты. готов ввести в курс дела, поделиться мыслями _ идеями, придумать что-то новое _ альтернативное, люблю всевозможные хэды, ломать канон (главное после его узнать), и многое другое. приходи, обсудим всё лично.

b e e n   g i v e n   2 4   h o u r s
t o   t i e   u p   l o o s e   e n d s
to make amends

здешний ветер попахивает холодным железом и надувает леденящее одиночество даже в жаркие _ летние дни; ветер проносится со скоростью триста километров в час по давно пустующим, извивающимся плавно дорогам — ведут они лишь к одному, пусть входов и несколько, конечная точка неизменна; ветер раскачивает молодые (сравнительно недавно высадили) деревца на тонких «ножках», с распушившимися кронами: насыщенно зелёными и ядовито алыми (под собственную броню, правда, старк?). ветер насвистывает будто знакомую мелодию, насмехается, издевается, норовя разодрать свежие, обещающие долго затягиваться, раны. солнечные лучи, белые-белые и нещадно слепящие, выплёскивают пятна света на изумрудного цвета лужайки (только не вспоминай её глаза), переливы почти радужные на огромных окнах и стеклянных стенах — сквозь видна лишь пустота, нагоняющая безнадёжное чувство заброшенности _ покинутости. серебром сияет огромный, сейчас кажущийся слишком кричащим, логотип. пресловутая буква «a», некоторое время назад значащая нечто большее, чем бесполезный кусок металла на фасаде. семья. друзья. команда. нечто незыблемое развалилось, остались обломки да густые облака пыли в воздухе. он едва ли предположить мог, попросту допустить мысль, что снова окажется з д е с ь. снова. он попрощался, однако снова стоит перед затейливым, созданным по последней моде в архитектурном мире, строением, которое слишком сложно человеку-из-прошлого назвать зданием. он натягивает на нижнюю часть лица чёрный шарф, служащий предметом маскировки и делающий из него грабителя банка, не иначе. впрочем, международный преступник должен соответствовать своему званию — стив старается.

[indent=1,0]
Л О Н Д О Н

холодно — задувает в самую душу. налитые свинцом тучи невозмутимо _ медленно движутся над головой, устойчивые перед сильными ветренными порывами. поблизости шумно шелестит бледная листва на сухих ветках. холодно — перед глазами ползущий _ похрустывающий лёд, ещё живое и тёплое тело захватывающий в крепкую оболочку. онемение, размытый мир за непробиваемым стеклом, мягко наплывающая, утягивающая за собой темнота — не его замораживали заживо, зато каждой клеткой своего тела чувствует. король ваканды вглядывался незаметно пытливо, пристально, словно проверяя уверенность человека (потерявшего только что буквально в с ё) в принятом решении. стив равно также всматривался в бледное лицо д р у г а, вовсе не пытался ответить улыбкой на его измученную, вовсе не пытался сделать хотя бы что-то, помимо одного-единственного вопроса — «ты уверен?»; каждый принимает своё решение. стив лишь молча кивнул, решившись наблюдать до самого конца, до опущенных век и поставленной жирной точки, до ярко вспыхнувшего осознания что «его здесь больше нет». более верного решения не существовало — все нуждались в отдыхе, а кто-то нуждался в бессознательном сне — ему бы тоже заснуть под глыбами льда с н о в а, быть может, навсегда. душа стива всегда нараспашку (была), и он ненавидел всё своё существо, потому что холодно. тёплая рука коснулась плеча — стив помнит отчётливо как дрогнул всем телом, как сглотнул ком в горле и понял, что выдавить улыбку не в силах. силы кончились в тот леденящий, звенящий и раздирающий зверем диким миг, когда с глушащим звоном щит выскользнул из руки и ударился о бетон, припорошенный снегом. на дне голубых, затянувшихся ледяной коркой глаз т’чалла что-то да рассмотрел _ высмотрел, иначе не протянул бы руку помощи, столь необходимую; иначе бы не предложил выпить чего погорячее _ крепче (стив не пьянеет, зато вкус и облегчение ощущает заодно с разливающимся внутри теплом), не раскрыл бы тайные места где разливается невероятной красоты закат вдоль горизонта, не отдал бы приказ вывести наружу один из вакандских самолётов, оснащённый слишком передовыми для мира снаружи технологиями. путешествовать подобно людям он больше не может, как и явиться на базу за джетом — повсюду глаза и уши (фьюри был хорошим учителем), каждый будет присматриваться к твоему лицу с подозрением и сверять с фотографией из новостей, которые крутят круглосуточно по всем каналам. шури любезно предложила поддельные документы («я сделаю за пять минут, брат!»), на что стив категорично покачал головой, мрачнея пуще прежнего. бесполезно. бессмысленно. стив только начинал привыкать к словам «преступник» и «побег», раскладывая на частицы, пропуская в сознание суть. а суть такова, что генерал росс выполняет работу со всей серьёзностью и водит за собой армию спецназа, оснащённую разношерстным оружием. бесшумные перелёты через границы — единственное что оставалось, лишь бы радары не засекли. он, разумеется, не верил в существование возможности, но шури с гордостью заявила о продвинутости и работе мозга вакандцев на сто процентов — возможность существовала. уголок губ дрогнул и возникла неуклюжая, кривая усмешка вместо благодарной улыбки. стив обещал бережно обращаться с этой штуковиной, и вернуть побыстрее, иначе не простит себе если потянет за собой на дно слишком хороших людей с работающими на сто процентов мозгами. «куда дальше, капитан?» — поинтересовался т’чалла, пряча руки за спиной. стив помолчал минуту, две, быть может пять — измерять время разучился. «теперь нет, теперь не капитан», — помотал головой, закусывая нижнюю губу, сдерживая нечто грозившее оборваться. воздух да трогательные виды ваканды действуют п л о х о, нагоняют сентиментальность и распахивают душу шире. «чтобы начать заново, нужно разобраться с прошлым», — добавил он, не собираясь пускаться в дебри никому ненужных подробностей. 

скулящий ветер бродит меж серых надгробных плит, дышащих холодом, сыростью и одиночеством. пахнет влажной землёй, свежими лилиями и дождем. живые слишком часто ходят на кладбища. впрочем, он стоял напротив плиты с её именем лишь однажды, когда требовалось, предпочитая чаще заглядывать в компас, ставший жизненным ориентиром. предпочитая вырезанную из газеты, выцветшую фотографию он знал и верил, что она ж и в а. она жива, пока глядит на него своими проникновенными, тёмными глазами. она жива, пока мягкий голос звучит в его голове. она совсем не _ жива, когда холодные капли дождя слишком громко ударяют по бездушному куску мрамора — единственное, что осталось. стив всматривается до боли в глазах, перечитывает в тысячный раз выгравированное имя, словно собирается запомнить на всю жизнь, а быть может, напротив, отпустить однажды и навсегда. её больше нет. давно нет. фамилия «картер» вовсе не означает её ожившую. насколько же просто обмануться, разглядеть что-то знакомое _ родное и снова влюбиться. стив никогда не решился бы встать напротив могилы, не будь важной причины. шаги улавливает далеко не сразу — шпион из него паршивый, никакой. доносится шорох то ли травы, то ли хрустнувших сухих веток, ветер хлещет каплями дождя по лицу. он оборачивается и видит фигуру женскую, невысокую, чуть сгорбленную — она т о ж е устала. светлые волосы развиваются, часть лица прячется в тени от большого чёрного зонта. она останавливается в нескольких метрах, смотрит, кажется, что равнодушно, не выражая ни удивления, ни злости, ни радости. чёрная одежда — единственная одежда, какую они теперь могут носить, откапывать в гардеробных шкафах и тесных магазинчиках, где принимают только наличные. набираясь словно смелости она переступает невидимую черту, а он делает глубокий вдох полной грудью, словно собирается надолго задержать дыхание. 

— в тебе просыпается тайный агент наконец-то? — отпуская абсолютно всё, что имела при себе до невидимой границы, она привычно усмехается и даже не пытается запрятать выразительный акцент. в отличие от шэрон, он не англичанин, который носит зонт с собой даже в солнечную погоду, потому спешно промокает до нитки. ёжится, водя плечами. она слишком близко не подходит, быть может для того, чтобы голову сильно не задирать. быть может, между ними всё кончено. 

— кое-что я знаю о тебе, я был не очень плохим парнем, — стив пытается шутить, разве что улыбка (как обязательный элемент шутливости) на лице отсутствует. вздрагивают только уголки губ. пожимает плечами, впрочем, не торопясь приближаться к сути и причине их тайной встречи на кладбище. — ты тоже любила её. 

— ну, если не учитывать тот разгром, да, ты был неплохим парнем. поэтому ты решил, что я буду здесь? ладно, признаю, вламываться в чужую душу ты умеешь, роджерс, — определённо недолгая история подходит к ожидаемому завершению.  — я бы могла многое сказать, но ты меня нашёл, а не я. начинай, времени не так уж много. находиться на территории сша я больше не могу, но и здесь не сказать, что рады. 

— об этом я и хотел поговорить, — стив буквально срывается, ощущая дерущую боль из-за того, что всех подставил, — хотел сказать, что мне... 

— что? — шэрон нетерпеливо перебивает, превращаясь в типичную картер.  — что тебе жаль? не стоит. почему? мы взрослые люди и решения принимали в здравом уме. мы выбрали твою сторону только потому, что считали её правильной для самих себя, а не потому, что ты на ней был. прости, если это звучит грубо. просто, — ветер неугомонно играет с её волосами, ударяя то по щекам, то по глазам, она прерывается чтобы мешающую светлую прядь отбросить, и мужества заодно набраться, — ты задавишь себя чувством вины. может сейчас ты и потерял цель в жизни, но позже она вернётся. а значит тебе нужно жить. а ещё... ты не умеешь расставаться с девушками, как и сходится, — строгость и категоричность уступают место маске, слепленной из озорства и лукавства. ни один человек разорвать отношения т а к просто не способен, разве что обученный агент, сменяющий маски из эмоций, словно карнавальные. 

— ты хочешь сказать, — упрямо продолжает она, — что не знаешь, как жить дальше, куда идти, чем заниматься, уж точно не отношениями. я хочу сказать, что так будет лучше. способы скрываться у нас разные. 

— шэрон... — стив неизменно пытается, звучит сипло, звучит безнадёжно, делая шаг в её сторону. шэрон стоит неподвижно, крепче (до белых костяшек) сжимает рукоять зонта и сжав губы, мотает головой.   

— если любишь другую женщину, не стыдись этого. не страшно. отчасти я понимаю причину произошедшего между тобой и мной. впрочем, ничего не произошло. мы не настолько сблизились, чтобы я рыдала в подушку. лучше я буду знать правду, причину, которую смогу принять, отпустить и жить дальше. так ты пойдёшь за ней? — шэрон останавливает поток слов, который смывает налёт боли и, склонив голову к плечу, пытливо смотрит на него. стив снова забывается, не чувствует течения времени, видит перед собой только её (такие же) тёмные глаза. шэрон — девочка самостоятельная и сильная, поставила точку, сожгла мосты, проделав нелёгкую работу за двоих. в иной раз стиву было бы стыдно, не думай сейчас он о том, что одиночество л у ч ш е. лучше для всех. лучше для шэрон. 

— я не знаю, — врёшь, потому что давно решил — ответ положительный. — сначала сделаю то, что должен. в лучшем случае пришлю открытку из рафта, в худшем... оттуда открыток не присылают, — глаза на миг взмывают к затянутым серым небесам. герои до смешного самоотверженные. до последнего готовы принести себя в жертву. 

— что же, надеюсь ты хотя бы краем уха слушал мои речи. удачи, стив. ты был хорошим парнем. 

шэрон очаровательно улыбается и неспешно разворачивается, собираясь у й т и. если бы стив мог в будущее заглянуть, если бы только мог ухватиться за руку и попросить не делать того, что сделает. впрочем, шэрон права: каждый выживает по собственным силам и возможностям. каждый выбирает свою дорогу, пусть иногда кривую, всяческим мусором заваленную, кровью залитую. шэрон уходит, а над головой тучи расступаются и солнце заливает ярким светом издевательски. ты первый, кто запятнал себя, стив. ты был первым. 

[indent=1,0]
Н О Р В Е Г И Я

деревянная ставня, давно треснувшая, хлопает раздражающе. ветренная погода преследует словно проклятие. должно быть, правительство соединённых штатов проклинает предателя неустанно _ ежедневно. ветер норовит раздолбать ставню в щепки, заодно пройтись по воспалённым _ оголённым нервным окончаниям. стив разрывается между желанием ветру помочь и напротив, спасти от лишних растрат хозяйку заведения. заведение — небольшой жёлтенький дом где-то на отшибе, близ деревушки нордланд. рядом приютилась церквушка, словно господь бог призывает покаяться в грехах. стив места не выбирает на собственный вкус, останавливаясь там, где живого поменьше и заросли погуще, чтобы своё транспортное средство запрятать. на ужин подают пережаренное, черствое мясо и сносную жаренную картошку, которую второй час медитирует то ли от сомнений в свежести, то ли от отсутствия явного аппетита. ещё несколько бесполезных минут, и он подрывается, собирается захлопнуть ставни или сделать хотя бы что-то, чтобы унять раздражение. перед ним возникает вид на раскинувшиеся горы, поросшие зеленью точно камни, обросшие мхом. дело вовсе не в том, что она когда-то обмолвилась, что норвегия — место неплохое. далёкие и богом забытые норвежские захолустья — место, подходящее для скрывающихся преступников, у которых в наличии маленькие, продвинутые самолёты. стив вбил координаты не задумываясь, присутствуя мыслями где-то далеко от реальности, от отчётов, которые посылает мозг. стив упустил тот самый, когда мозг сообщал _ подтверждал выбранный курс. теперь сердце трепещет от созерцания дикой, нетронутой природы, обступившей западное побережье острова. замирает от осознания крохотности деревушки, в которой температура летом выше двадцати градусов не поднимается и жителей насчитывается слишком мало, чтобы поместить статистику в какую-нибудь википедию. залечь на дно, остаться, похоронить навечно знамя бойца и героя, притвориться равнодушным — звучит подобно мечте, которая никогда не исполнится. стив готов повестись, согласиться с убаюкивающими нашёптываниями внутреннего голоса, но позади раздаётся голос. 

ветер утихомиривается, оставляя в покое ставни и самого роджерса, позволяя наконец отойти от окна. взволнованный голос раздаётся из ящика, походящего на телевизор. разумеется, его сердцу милее именно ящики, а не тонкие плазмы на пол стены и вместо картин маслом, что непростительно. он приближается медленно и осторожно, будто человек вырвется из ящика и пустит в сердце очередь несущих смерть пуль. что ты здесь делаешь, стив? — переспрашивает внутренний голос. женщина в плаще вещает о повреждённом мосте, что становится сенсацией для столь спокойных мест как любая деревня на краю норвегии или в объятьях величественных скандинавских гор. что ты здесь делаешь, стив? — настойчиво продолжает нечто внутри, существующее отдельно. тревога ведущей новостей невидимыми волнами передаётся, встряхивает разрядами сердце. а вдруг она где-то здесь? — наконец-то отвечает сам себе, понимая, что боялся признаться; боялся произнести перед шэрон уверенное «да» несмотря на то, что сев за штурвал самолёта решил глубоко внутри и с к а т ь. постепенно переводит фокус на повреждённое ограждение моста и помятый автомобиль с выбитыми окнами, больно походящий на советскую марку. стив никогда шпионом не был, а потому не представляет как лучшего шпиона в мире искать. ему только сердце подсказывает, словно следы поблизости, следы ещё не размылись, не растворились — он на верном пути. видеокамера явно фокусируется на ведущей новостей, упрямо мешая роджерсу высмотреть хотя бы каике-то детали на машине, будь то номер или модель — любую зацепку для горе-детектива. он не сдерживает тяжёлого вздоха, когда сюжет о мосте сменяет сюжет о незаконном рыболовстве и дефиците рыбы в норвежском море. окидывает взглядом тесную комнатушку, слишком жирную картошку на тарелке которая когда-то была белой, бутылку пива от которого никогда толка не будет и слишком ясно понимает, что оставаться здесь не может. на волю рвётся что-то изнутри, только что? дышать трудно. воздуха не достаёт. стив никогда не вёл себя настолько странно. стив немного разбирается в повреждениях, когда они касаются жизни гражданской и жизни геройской; хватая рюкзак (в котором таскает ко всему прочему костюм) он выбегает из комнаты и видимо, слишком громко дверью хлопает, чем хозяйку заведения привлекает. женщина первым делом окидывает номер взглядом, проверяя на месте ли торшер и парочка картин, а потом замечает ужин нетронутый. она, превращаясь в беспокойную хозяйку норовит догнать, кричит что-то в спину, что-то об ужине и «вам так не понравилась наша еда? только не ставьте нам одну звёздочку!». стив, разумеется, ничего не услышал и уж тем более не думал о звёздочках. 

солнце прячется натыкается на верхушки гор, от соприкосновения будто разливается тёплый, оранжевый свет, разбавляя небесный тёмно-голубой. он потеряно оборачивается, натыкаясь на сплошную пустоту и тишину — разве что ветер шумит в густых кронах деревьев, и вода под мостом тихонько журчит. место аварии оцепили жёлтой лентой, быть может собираясь расследование провести, а быть может, предупреждая редких водителей и ещё более редких пешеходов об опасности. на бетоне валяются какие-то инструменты, каски и рабочие жилеты, ярко светящиеся в вечерней полутьме. ремонтировать мост взялись довольно быстро. машины на месте не обнаруживает — ожидаемо. должно быть, кому-то не менее интересно найти её владельца и виновника лишних трат на ремонт ограждения. пахнет бензином и здорово прогретым бетоном, словно здесь огонь бушевал, норовил выжечь весь мост дотла. бензин впитался, оставив только следы от луж. стив не представляет, насколько приблизился и не представляет, насколько отдалится. 

— где же ты, чёрт возьми? — выругивается он в пустоту, игнорируя жёлтую ленточку и подходя к опасной черте, за которой неизбежное падение вниз. вдали на горизонте вспыхивают огни уличных фонарей, разбросанных домиков и какой-то нормальной, спокойной жизни. стив признается самому себе в том, что собирается найти наташу любой ценой. оправдывается тем, что недомолвок слишком много осталось, что поблагодарить толком не успел — одного кивка и взгляда недостаточно, когда она в один миг переметнулась на его сторону (а быть может, изначально была на ней) и рискнула всем. впрочем, её имя теперь в новостях тоже звучит. неизменно рядом с его. «стив роджерс и наташа романофф сейчас находятся в бегах», — так они говорят, так пусть э т о станет правдой. 

[indent=1,0]
Б У Д А П Е Ш Т

быть в бегах — значит постоянно сменять локации. роджерс более чем в бегах, перелетая из одной точки мира в совершенно другую, неизменно пользуясь функцией маскировки и исчезновения со всех радаров, грозившихся прервать его увлекательное путешествие. важное путешествие. роджерс решил, что слишком поздно получил новость о мосте и теперь пытается ловить новости чуточку раньше, раньше, чем операторы распутают провода, настроят камеры, а ведущие прополощут горло водой с мёдом. в социальных сетях начали появляться видео — никогда не стоит недооценивать социальные сети, которым он, впрочем, пользоваться совершенно не умеет; на видео то и дело мелькает танк, громящий на своём пути абсолютно всё: от стульев и столиков перед кафе до автомобилей, хотелось верить, что п у с т ы х. громоздкое транспортное средство совсем не гармонирует с симпатичными, мощенными улочками будапешта, где прогуливается старушки с пуделями, дети поедают ложками мороженое, усыпанное свежими ягодами, а молодёжь устраивает безобидные гонки на велосипедах. о беспорядках в столице венгрии новости разлетаются быстрее и стив отчаянно торопится, не зная, чего ожидать в конечной точке, не зная абсолютно ничего. череда происшествий не может оказаться случайностью, только он объяснить себе не может почему так уверен, почему гоняется за призраком — ведь наташи могло здесь не быть и ему только кажется, что где-то мелькают развивающиеся на ветру рыжие волосы. я чувствую сердцем, — звучит слишком глупо, слащаво и наивно. неправдоподобно особенно для него, любящего факты, доказательства и точную информацию. стив себя не узнает — никогда не гонялся за в е т р о м, словно от него появилась зависимость. 

прячась в тени козырька кепки и спортивном костюме туриста, он отправляется прохаживаться по улицам, якобы незаметно — только туристы не прогуливаются там, где танки давят насмерть, и какие-то странного вида солдаты в шлемах выпускают стрелы из модифицированных луков. местами расставлены полицейские автомобили с вяло мигающими сиренами — реакция соответствующая, он машинально отступает и старается держаться п о д а л ь ш е. полицейские, щурясь от лучей закатного солнца переговариваются между собой, пожимают плечами, объясняют прохожим где безопасно ходить, а где не очень. люди разочаровано вздыхают и разворачиваются. часть города выкроена из полотна привычной жизни. для правдоподобности он покупает рожок с парочкой шариков ванильного мороженого и вдруг обнаруживает что шоколадное нравится больше — несколько странно обнаруживать подобные факты о себе. работы по восстановлению ведутся и снова жёлтые ленточки — они жёлтые в любой точке мира? стив снова понимает, что опоздал, подоспел, когда декорации после представления разбирают. камень, придавивший его душу, становится только тяжелее, а желание отыскать её становится только сильнее, непокорнее, отчаяннее. отчаянье — это плохо, ничего хорошего не сулит. тони был прав в том, что стива вечно куда-то несёт. альтрон был прав в том (вторя тони), что война у него в крови, и впервые он приходит после того, как битва случилась. стив — тот ещё непоседа, не представляющий чем себя занять в одиночестве (и совершенно не важно то, о чём написал старку). желание одиночества по итогу лишь самообман. 

в янтарном свете раннего вечера шумят сверлящие дрели и перфораторы, осыпается пыль раздробленных кирпичей, слетают ошмётки выцветших обоев в цветочек, выпадают из огромной дыры в стене различные подобия вещей — когда-то это были вещи, а не куски плавленые (как следствие взрывов и огня, о которых перепуганные соседи рассказывают), причудливых форм. «что было в будапеште? рассказывайте!» — то и дело слышалось на базе, когда была к о м а н д а, когда существовали связывающие семейные узы, позволяющие вместе ужиться, когда звучали споры о зубных щётках, тапочках и кофейной гуще в раковине. «ни за что, это наш секрет», — неизменно отвечал бартон, то ворчливым, то шутливым тоном — зависело от настроения. стив в две тысячи двенадцатом удостоился чести (доверия) просмотреть досье перед тем, как принять решение о вступлении в инициативу, но будапешт был надёжно засекреченным. никто, ничего не знал о чёртовом будапеште. вид на представление потрясающий, наблюдатели не поленились занять места в первом ряду, даже не боясь отплёвывать пыль если придётся. стив невесомо касается пальцами каёмки горячей чашки, задумчиво глядя на подрагивающую кофейную гладь. от усердной работы инструментов в доме напротив трясутся столики, словно начинается маленькое землетрясение. он в будапеште и до сих пор ничего не знает. наташи здесь нет, зато вещи из дыры, где когда-то (не так давно) было окно, глядящее на улочку с «потрёпанной», захудалой забегаловкой, продолжают вылетать, точно на свалку мусора. разбились стеклянные сувенирные шары, люстры и немного, надежды. ближе всего лежала плюшевая обезьянка, потрёпанная, пыльная, разодранная местами — набивка выбивается, напоминая время войны и нечто более ж у т к о е. стив с трудом смотрит в сторону квартирного здания, слишком хорошо ощущая неладное. наверное, после ремонта хозяева покончат с арендой и продадут к чёртовой матери. стив делает глоток невыносимо терпкого кофе — горечь будит воспоминания, и он больше не слышит ни дрели, ни ругательств рабочих, вылетающих вместе с плевками. 

однажды сэм заметил, что человечество изобрело помимо удобных плееров удобные наушники, благодаря которым появилась счастливая возможность слушать музыку в любом общественном месте и избегать косых взглядов в свою сторону. роджерс ожидаемо не торопился с покупкой, боясь магазина техники не меньше, чем чёрной дыры, бермудского треугольника или второго нашествия космических тварей на нью-йорк. сэм — человек до крайности понимающий, разобрался с магазином самостоятельно и протянул коробку, перевязанную красно-синей ленточкой, когда они обедали в какой-то дешёвой забегаловке, где готовят лучшие макароны с сыром. стив отчаянно пытался разобраться с проводом, длинной в целый метр, не иначе, после чего началось отчаянное привыкание к столь простой технологии. вероятно, сэм пожалел, когда услышал историю про дверь и девушку с пострадавшим носом, а также про совесть, которая стива уничтожает — он ни черта не слышит в этих наушниках, особенно когда кто-то нуждается в помощи или старушка просит перевести через дорогу. стив привыкает постепенно, впрочем, имея некоторый успех. теперь он затыкает только одно ухо и раздумывает над тем, чтобы разнообразить плейлист из сплошных песен марвина гея. музыка отвлекает. музыка глушит чувства и мысли, душу бередящие. брести по улице и слушать музыку, расплачиваться за кофе и слушать музыку, переходить дорогу на зелёный и слушать музыку — это всё чертовски необычно. впрочем, терпкий кофе без молока и сахара — тоже необычно, словно он приучает себя к переменам, чтобы в следующий раз никто не пострадал. перемены. перемены следуют за ним по пятам и бог знает сколько ещё будут следовать. стив вымотался, устал от перемен, о чём никому не сообщит, потому что стив никогда не жалуется. марвин гей поёт что-то о неприятностях, что-то о проблемном человеке, пока роджерс бредёт по полуосвещённой улице в кожаной куртке нараспашку, как-то равнодушно и неторопливо. ради чего торопиться? куда торопиться? он не возвращается в дом, полный тепла, любви, детей и хотя бы одной собаки. дома никто не ждёт, дома в общем-то не существует, равно как и собственной жизни. время ускользает, мир спасается, вера и устои рушатся, а стив роджерс до сих пор потерян в чужом времени.  ему бы стоило выдёргивать наушник на входе в дом, да только грабить его квартирку бесполезно. никакого интереса. он не замечает открытую дверь, то ли вслушиваясь в неразборчивый текст песни, то ли в неразборчивый текст мыслей. слишком далёк от приземлённых вещей, таких как незапертая на ключ дверь или напротив, кем-то взломанная. даже если бы внутри играл патефон — плевать. даже если бы внутри оказался раненный фьюри — плевать, фьюри всегда знает, что делать, знает, как убить себя и воскресить т о ж е. стив совершенно обыкновенно заходит в свою квартиру, выпускает из руки связку ключей — звякнут, ударяясь о полку. наверное, где-то на задворках сознания решает, что сам открыл дверь и ключи никак не наводят на подозрения. запускает руку в карман и обернувшись, кидает взгляд на щит, как-то недальновидно оставленный на видном месте. придёт ли кому-то в голову украсть его щит? хорошенько обдумать сей вопрос не успевает — за спиной раздаётся голос, знакомый, но заставляющий отреагировать как положено. стакан выскальзывает из руки, телодвижения оказываются бесполезными. он уставляется недоуменно _ настороженно, всё ещё находясь в позе боевой готовности. постепенно отпускает, постепенно руки опускаются, постепенно узнаёт лицо и яркие, рыжие волосы в свете уличных фонарей, который через окно кухонное проникает. ещё несколько минут наблюдает за г о с т е м, возвращая себе душевное равновесие, прежде чем продвинуться дальше тесного коридорчика. молча вытягивает наушник из уха, поглядывает с каким-то подозрением, лёгким недоверием в её сторону и хлопает по выключателю — в квартире становится светлее. дело вовсе не в том, что она по-хозяйски орудует на его кухне. дело вовсе не в том, что она проникла в его квартиру. дело в том, что всё его существо встрепенулось, подожглось, будто легко воспламеняемая вещица, облитая бензином. наташа вносит в его внутренний мир странного рода хаос. он бы что-то да понял, случись больше свободного времени на познания себя в сорок пятом.  — не так уж я и стар, — ворчит себе под нос, высвобождая руки из рукавов куртки. — хотя пользоваться этим очень удобно. ну знаешь, иногда хочется попробовать что-то новое, — скомканная куртка улетает в неизвестном направлении — стив наверное, слишком устал чтобы оставаться порядочным мальчиком сейчас. перед наташей можно. наташа с в о я. — если у меня даже штопора нет, зачем менять замки? — скрещивает руки на груди, начиная наблюдать за ней более расслабленно, даже с любопытством. — к несчастью, здесь ничего интересного, — он оглядывается, чувствуя некоторый холодок, которым каждая вещь дышит. таким холодом веет от чужих вещей. а ему самое время подумать: прочесть лекцию касательно этики и морали или оставить её в покое.  — я не ворую у женщин помады, — почти обиженно, — а здесь ещё ни одной не было, — как-то слишком откровенно получается, словно врать разучился. пожимает плечами, отводя взгляд. тогда, в, разумеется, одолженной машине он врал про первые поцелуи после сорок пятого. а что мешает сейчас, стив? вскоре он улыбается, решая, что со странными чувствами справится. а её появление всё равно что бутылка вина на вечер — приятно и расслабляет, отвлекает. наташа всегда действовала, в отличие от какого-либо спиртного.  стрелка часов, висящих где-то за спиной, движется незаметно и переваливает за двенадцать. он расслабленно откидывается на спинку стула, вытягивает ноги под столом и почти неосознанно то вертит, то наклоняет в разные стороны стакан на столе. бокал в отличие от штопора нашёлся, только один, будто сама судьба посмеялась, зная, что пить ему бесполезно. бокал для гостей. иногда он останавливает внимательный взгляд на её лице, иногда пытливый, иногда слишком пытливый, но в конечном итоге приходит к тому, что сидеть вместе и говорить обо всём на свете х о р о ш о. не думать о слишком важных делах за стенами этого дома весьма х о р о ш о. ему не хочется вспомнить ни о щите, который стену подпирает в коридоре, ни о долге _ работе, ни о чём, что связано с тем, что делает их известными на весь мир. он только молча кивает. они всё ещё обязаны выполнять свою работу. он всё ещё обязан найти своего друга с «промытыми» мозгами, но успехи не сказать, что блестящие. стив где-то на грани, но будет держаться, хвататься за последние надежды, лишь бы не упасть.  — а я — да, — резко заявляет на слова о сентиментальности, — он напоминает о доме, — добавляет тише, с меньшей уверенностью и большей теплотой.  — так ты для этого купила фартук и вломилась в мою квартиру? — усмехается стив, бровь выгибая. он уверен, что сможет обойти, увернуться, перевести тему, только наташа иногда (всегда) настойчивая. качает головой что значит «ты неисправимая». точно знает — останавливает давно не ложь, давно не прозвище а г е н т, а что-то другое. стив пользуется другим приёмом, когда тему перевести не удаётся, а именно молчанием и полуулыбкой, граничащей с ухмылкой, смело глядя в глаза напротив; пожалуй, не хватало только шоу с дельфинами в этом безумии.  — не очень-то похоже на извинения, — она его удивляет дважды за этот поздний вечер. он качает головой, снова усмехается, снова отводит взгляд, снова пытается понять, что за непреодолимый барьер на пути возник. предложить свою стиральную машину и чашку кофе было не так уж сложно. а теперь всё иначе, теперь на щеке горит ч у ж о й поцелуй, оставивший невидимое клеймо. он пытается понять ко всему прочему её заинтересованность.  — может, сходим на мюзикл? — после нескольких минут тишины произносит стив, без колебаний, невозмутимо, словно следуя тому, что образ заикающегося школьника ему не идёт. — я не тренируюсь, тебя приглашаю, — переводит взгляд на стакан и допивает залпом остаток вина.  — там что-то идёт про девушку, которая не дождалась своего парня с войны... интересная история, — стив усмехается горько, но быстро усмешку прячет.  — надолго ты здесь? если завтра же возьмём билеты, может и успеем. сэм говорил, что по интернету можно заказывать, но ты знаешь, я в этом не разбираюсь.  стив звонить не станет ещё долго. а когда позвонит — пожалеет.

постепенно созданная воображением картина, словно живая, настоящая, рассеивается. постепенно он всплывает на поверхность со дна будто озера, слыша более отчетливо звуки работающих инструментов, звяканье посуды и непрерывную ругань семейной пары на чистом венгерском. он бы отдал многое за то, чтобы она снова ворвалась если не в квартиру (квартиры больше нет, ни здесь, ни в вашингтоне), то в его жизнь. наташа не врывается, напротив, ускользает от него мнимым призраком. знаки её присутствия могут быть лишь желанной иллюзией, воображением художника — от скудного воображения он никогда не страдал, но и никому не говорил. стив допивает тёплый кофе, больше не морщится от горького послевкусия — привык. горечь ему по душе — отрезвляет. 

[indent=1,0]
Г Д Е - Т О   Н А   О Т Ш И Б Е   М И Р А

темнота сине-сиреневая, словно несколько слоёв матовой пастели и ни одного проблеска желтоватого холста, прячет в себе много интересного — от стрекочущих насекомых в густой, шелестящей траве, до «технического прогресса» с причудливыми крыльями, из салона которого заметна точка желто-зелёного света. рампа позади широко распахнута и пропускает прохладный ночной воздух с запахом сырости и влажной земли, способствуя более скорому остыванию разгорячённого тела. иногда он уменьшает звук и прислушивается к шорохам снаружи, только обнаруживает разве что оркестр цикад, бьющихся об обшивку самолёта бабочек с белоснежными крыльями и перебирание ветром травы — никаких посторонних, никаких приближающихся шагов или заряженного пистолета. ноги, закинутые на приборную панель — совсем не по роджеровски, скорее стиль романофф, только его никто не видит, и никто не расскажет, что экс капитан америка тоже человек с какими-то собственными причудами. телевизора здесь нет, зато существует небольшой голографический дисплей, парящий в воздухе над панелью и роджерс прикинулся давно, будто для него такое вовсе не дикость. на бог знает каком канале (который удалось «поймать» благодаря продвинутым вакандцам) крутят любимую комедию, только на бог знает каком языке. стив хмурит брови, пытаясь переводить, что совершенно тщетно, а потом вспоминает что оказывается, знает каждую реплику наизусть. 

— улицы не для тебя, — комично произносит фразу ричарда гира, норовя поиздеваться. никогда не понимал этого парня. 

— побудешь дрянью — и сама поверишь, что ты дрянь, — вторит главной героине себе под нос, отправляя в рот ложку с арахисовой пастой; однако, стоит ощутить на языке приторный, слишком арахисовый вкус и он морщится точно маленький ребёнок, впервые что-то пробующий.  — а вот это точно дрянь, — отставляет банку куда подальше, вспоминая что арахисовую пасту ненавидел с годов двадцатых. главные герои продолжают романтично болтать, лёжа в постели, навевая странного рода тоску. она рыжая и каждую секунду напоминает кое-кого р ы ж о г о. стив может быть и хотел досмотреть, но не выдерживая натиска переключается на новости. лучше бы досмотрел, лучше бы порадовался чужому, несуществующему хэппи энду, которого не случится в его жизни. он не чёртов прекрасный принц, который девиц спасает из башен с драконами. зачастую девицы спасают себя сами, а после и его, заодно. 

«правительство соединённых штатов сообщает что им удалось задержать ещё одного преступника, нарушившего заковианский договор...» 

роджерс снова вне времени, да и, по правде говоря, часов с собой не носит. перелетая границы, меняя часовые пояса, часы становятся совершенно бесполезной вещицей. времени прошло достаточно, а результатов один целый ноль, пустота которого звенят в его душе. наташи нет. команда глубоко под водой в клетках, строенных для кого-то похлеще разъяренного халка. роджерс — неудачник, от которого осталось н и ч е г о, только угробленное прошлое и костюм в рюкзаке, который бы сжечь где-то в лесу. одиночество — штука угнетающая, скидывающая в пропасть беспросветную, которая кишит отчаяньем и безысходностью. находясь где-то на отшибе мира слишком просто разувериться. стив отрывается от удобной спинки кресла и впивается глазами в лицо ведущей новостей, подрагивающее, расплывающееся из-за помех. 

«наташа романофф задержана...» 

его не интересуют подробности, только и м я. сердечный ритм учащается, уши закладывает и душно, чертовски душно, будто свежий, ночной воздух больше не проникает внутрь. стив подрывается, лихорадочно быстро нажимает на кнопки и готовится к взлёту. ты, наверное, с ума сошёл. стив вовсе не соображает, что делать собирается, вероятно, вдохновившись романтическим фильмом, собирается стать тем самым самоотверженным, прекрасным принцем. вернуться в штаты — самое безумное решение. вернуться в штаты, потому что они её з а б р а л и. вернуться туда, где схватят мгновенно. сентиментальность пробуждается в нём всегда невовремя. самолёт, рассекая холодный ночной воздух и тонкую, звёздную тюль, достигает максимальной скорости. стив был готов сделать что угодно, только бы найти её, только бы увидеть. он пролетел достаточное расстояние, чтобы достаточно подвергнуть себя опасности, и спасение от самого безумного поступка является в самый последний момент. 

— ради бога, не делай этого, р о д ж е р с, — внезапно раздаётся чужой голос, перебиваемый помехами и свистом ветра. стив смотрит несколько секунд на изображение перед собой, выражая всецелое непонимание. несколько секунд он вспоминает, где мог видеть э т о лицо. — посади самолёт, пока никто не пострадал. я оставлю координаты, найди меня утром.

дисплей погас. стив впервые ощутил раздирающее одиночество и пустоту, которую обычно заполняют л ю д и. снова неудачник, снова п р о и г р а л, снова не нашёл. 

i   s t a r t e d   t o   fall
a n d   t h e   s i l e n c e   d e a f e n e d
h e a d   s p i n n i n g   r o u n d

— не осуждай меня, — повторяет её слова, — я занимаюсь этим слишком долго, иногда кажется, что сойду с ума, — голос хрипит, будто переел мороженого, а на самом деле сил не осталось. он откидывается на холодящую спинку металлического стула, скрещивает руки на груди и голову опускает — поза человека, который готов с д а т ь с я. забегаловка где-то на канадской границе — место должно быть, безопасное. за соседними столиками дальнобойщики да люди, ценящие одиночество, держащиеся подальше от городской суеты и утомляющего общества. в чашке плавает пакетик дешёвого чая — на кофе больше смотреть не может, как и чувствовать запах, слишком напоминающий её. 

— вас, деток, только оставь — дом сожжёте. что, снова попросишь не осуждать? — усмехается фьюри отпивая колючего лимонада из стакана с парой кубиков льда.  — я недостаточно научил вас жизни, если ты клюёшь на первую же приманку. 

— так это была... — поднимает взгляд, в очередной раз превращаясь в маленького ребёнка, которому раскрывают какую-то страшную, ошеломляющую правду. стив вымотался. стив устал от безрезультатных поисков. стив тоже нуждается иногда в совете. осознание вероятных последствий постепенно подкрадывается, заодно нагоняя страх. окажись ты в тюрьме, точно не смог бы её найти. фьюри вздыхает, решая отодвинуть в сторону шутки да подколы привычные, понимая, что «дети» его р а з б и т ы. сами не ведают что творят. 

— запомни, ты у них номер один, — тычет указательным пальцем в роджерса, — и они сделают всё, чтобы тебя выманить. думаешь, такой прозрачный? 

— что с наташей? — резко прерывает стив, уставляясь на фьюри своим капитанским, серьёзным, несколько пугающим взглядом. 

— откуда я знаю? недавно новость пробежалась о штуке, упавшей с неба где-то над россией. в отличие от тебя кто-то делом занимается. 

— я должен её найти. 

ник снова тяжело вздыхает, опускает на глаза очки с тёмными стёклами и почти разваливается на стуле в вальяжной позе. стив понимает слишком ясно что хватается за последнюю возможность — другой не будет. впивается взглядом, не собираясь отступать. 

— могу помочь, только не бесплатно. для таких как вы... то есть для таких как мы, — указывает на себя, видимо вспоминая что и сам находится в б е г а х, — тоже есть работа. малолетний пацан из квинса конечно же нам помог, но... 

— что? мир снова в опасности? миру нужны герои? давай, я выслушаю твою речь, если потребуется. 

— миру нужны герои под прикрытием. шпионы. они разбежались с оружием в запасе, которое не должно попасть не в те руки. понимаешь о чём я? 

стив снова не разбирается в деталях. на детали откровенно плевать. он и дьяволу душу продаст, если тот подскажет где искать. выдерживает паузу, наблюдая с любопытством за ником — пусть понервничает немного, раз уж работа настолько важная. 

— хорошо, сделаю за тебя грязную работу, уберу мусор, не впервые же. где наташа? 

— даже не знаю, стоит ли тебе доверять после этого, — якобы озадаченно произносит фьюри, расслабленно (раздражает) попивая слишком сладкий лимонад, в котором от цитрусовых один только химический запах. стив нахмуривает брови, одним уголком губ усмехается и чуть прищуривается, едва заметно плечами пожимая.  — понял-понял. говорю же, я не знаю где наташа. но знаю, что в нашем мире орудует один парень, за спиной росса. помогает нашим, — под «нашими» подразумевает всех пустившихся в бега героев _ агентов, вероятно, — работает курьером, от продовольствия до краденых самолётов. есть информация что сейчас он ищет... — ник опускает очки, осматривается по сторонам с опаской, — что-то вроде джета, — продолжает шёпотом. 

— и чём мне это поможет? 

— чтоб тебя!.. напомни за что я тебя включил в инициативу? ладно, не напоминай, уж явно не за шпионские навыки. советую выкопать тоннель под границей и разбить лагерь возле базы. вполне вероятно, что заказ выполняется для неё. подробности мне неизвестны. 

— хорошо, только учти, ник, — стив нарочно использует и м я, подчёркивая выразительной интонацией, — если я не найду наташу, на вызволение мира из задницы мне п л е в а т ь. гори оно синим пламенем, как говорят русские. повторять ошибок своих я не стану. 

no time   t o   s i t   d o w n
j u s t   w a n t e d   t o
run and run and run

«давай, роджерс, сейчас или никогда», — запальчиво шепчет, готовясь сорваться. система — странное явление, в которое он больше не верит. система развалилась в его глазах. отказываясь быть вечной пешкой в чужих играх, он обрёк себя (и с е м ь ю) на этот ночной кошмар. совесть чиста — это главное. стив срывается и бежит подгоняемый ветром, который всегда был рядом. три, два, один — только бы успеть. стив бежит так, словно вся его жизнь зависит от этого рывка, достижения цели — на самом деле так и есть. жизнь зависит от этого рывка. пилот собирается закрыть заднюю часть грузовой кабины и роджерс успевает в последний миг кувыркнуться в воздухе, проскользнуть внутрь и опуститься на пол в какой-то дурацкой геройской позе. сердце бешено колотится, оглушая. он смыкает веки оставаясь неподвижно в одной позе, впуская осознание что получилось. п о л у ч и л о с ь. беглецы иначе не могут, иного не дано. раздаётся протянуто _ тонкий звук взмывающего в воздухе квинджета. возможно, его одинокое путешествие подходит к долгожданному завершению. 

всё время стив просидел окруженный ящиками, болезненно вглядываясь в чёртову фамилию с т а р к, словно кто-то свыше намекает на его неправоту, на его в и н у, на череду совершенных ошибок. не стоило драться, не стоило долбить щитом реактор в замутнённом рассудке. «посиди здесь и подумай», — он почти слышит чей-то далёкий голос, лишь усугубляющий. джет приземляется — стив сидит неподвижно, безвольно держа руки на согнутых коленях и прижимаясь затылком к холодящему железу. снаружи происходит сделка и теперь за руль сядет тот, кто сделал заказ — стив почему-то парит в мутных, токсичных облаках, отравляющих разум. на его руках кровь могла быть чья угодно, только не тони. а случилось так, что кровь была тони. подходящее же время ты подобрал, стив. джет снова взмывает, шустро отдаляясь от точки недавней посадки и какой-то выключатель щёлкает — пора проверить теорию фьюри, за которую придётся заплатить очередным спасением мира. стив поднимается, но на первый раз поскальзывается и падает обратно, словно сыворотка в его крови ненадолго перестала работать. даже они могут уставать. забравшись в джет усталость _ измученность ударила с невероятной силой. никто не совершенен, верно. сдерживает так и рвущееся наружу ругательство и делает вторую попытку подняться, на сей раз более успешную. постепенно выходит из темноты, невольно вспоминая тот поздний вечер, когда из темноты выплыла наташа, отсвечивая ярко рыжим и насыщенно изумрудным. вечно они без приглашений, без звонков и писем (будто кто-то ещё пишет письма). он, как и положено роджерсу, заготовил большую речь. только для начала ему бы убедиться, что рядом находится нужный слушатель.

— наташа? — осторожно интересуется, словно от его голоса человек исчезнет, раствориться, и снова придётся скитаться в бесполезных поисках по всему миру. едва ли он успеет произнести речь, и даже убедиться в том, что здесь наташа, а не какой-нибудь агент павшего щ.и.т.а в бегах. стив расслабился раньше положенного времени, выпустил из памяти какие приветствия приняты в их кругах. человек застаёт определённо врасплох, и он поддаётся, будто заведомо не чувствует смертельной опасности. успевает только согнуться от боли и выпустить сдавленный стон, прежде чем оказаться полностью побеждённым. стоит оказаться в плену знакомых _ родных до боли зелёных глаз, и снова забывается. честно говоря, быть в здравом уме и помнить кем являешься оказалось неблагодарным и бесполезным занятием. пропадать в глазах, которые не перепутаешь куда приятнее. он узнаёт её глаза. медленно выдыхает, позволяя телу стряхнуть напряжение. всё закончилось. несколько долгих секунд завороженно смотрит, едва веря тому, что н а ш ё л. 

— я упустил тот момент, — он поднимается параллельно морщась, будто сильно пострадал, — когда мы определись с фирменным приветствием, — на самом деле давно определились, и нисколько не добровольно. выпрямляясь, окидывает её быстрым взглядом, прежде чем начать рассматривать внимательнее и в подробностях.  — было бы что и кому завещать, — продолжает в своей манере ворчать, прикладывая ладонь к месту, на которое пришёлся самый сильный удар. разумеется, первым делом замечает ярко _ светлые волосы (светлые волосы будут в кошмарах снится?), остриженные на его взгляд слишком коротко. его э т о не должно волновать. оба потрёпанные: наташа выглядит не лучше, словно находится на своём пределе. они достаточно проработали вместе чтобы определять, когда лимит исчерпан. он пристально её разглядывал ещё после битвы за нью-йорк и до фатальной войны с альтроном и армией роботов. наташа выглядит х у ж е чем тогда, что проходится острым ножом по сердцу. его не было рядом. не мог помочь. не помог. б р о с и л. 

— а сама-то? что ты сделала с волосами? — всё же вырывается так, словно эксперименты с волосами его беспокоят. ему бы перестать, посмотреть иначе, сказать д р у г о е, но что-то внутри клокочет, что-то выстраивает барьер — вечно у него барьеры в отношениях. стив отпирается от чего-то внутри, слишком рьяно. — лучше бы ты избила меня во второй раз, — отводит взгляд и не собирается прямо сейчас отвечать. он искал её не для того, чтобы рассказать как у них дела. несколько минут молчит, пристально _ неприкрыто разглядывая лицо, удивительно изменившееся то ли из-за стрижки новой, то ли из-за эмоций, выраженных в его адрес. ведь стив чувствует сквозящую, быть может, злость с вкраплениями обиды. произносить «мне жаль» он умеет как никто другой в мире, но пока обойдётся без своих профессиональных приёмов. 

— зачем я пришёл? — мельком усмехается, качает головой и мигом присматривает для себя место рядом с креслом пилота. место второго пилота — может быть, за этим? вполне себе фамильярно устраивается в кресле — остаётся только ноги задрать, чего, конечно, не сделает.  — не хотел, чтобы ты была одна, — поворачивается в её сторону и уставляется очень уверенно, очень бесстрашно — что-то меняется в тебе, когда становишься п р е с т у п н и к о м внушающего масштаба. — опоздал, знаю. я хотел прийти раньше, — теперь отворачивается.  — ты знаешь, эту задачку требовалось решить и дело довести до конца. мы можем быть уверены, что зимний солдат в ближайшее время никого не потревожит. я разобрался, — не вдаётся в детали, но кое-что знать она имеет право, потому что поверила и отпустила. — а что до старка, — стив закусывает нижнюю губу до боли, отворачиваясь в сторону окна справа, — мы не говорили. ты знаешь, я никогда не поставлю там свою подпись, а значит светиться мы будем... долго, — не умея смотреть в будущее, роджерс собрался провести остаток своей жизни в бегах, под прикрытием и вероятно, с густой бородой, несколько скрадывающей его идеальный образ кэпа. больше никакого кэпа. 

— одному действительно плохо, я долго боролся с этим выводом, но по итогу проиграл. мне не нужна армия друзей, — пожимает плечами, — хватило бы и одного, — повторяешься? поворачивается в её сторону, начинает рассматривать профиль, столь выразительный и столь родной — её красивый профиль. — не буду скрывать, всё потеряло смысл, но кое-что я хочу сделать, прежде чем окончательно уйти. возможно ты тоже этого хочешь, иначе зачем тебе джет и тот странный парень, который управлять им не умеет? я чуть не заработал сотрясение мозга, — тон несколько меняется, походя на разочарованно-обиженный, отдающий ревностью. — прости, но, он клеился? мне не понравился его затылок в любом случае. затылок парня, который точно будет приставать, — стив с сорок пятого нисколько не изменился, если дело доходит до особенных женщин, будящих в нём нечто особенное. стив не сводит и звонить не заставляет, как и тренироваться на себе — ему такое переваривать сложнее. он с потенциальными конкурентами смириться не может, пусть и не признаётся в том, что они конкуренты. 

— собственно, я пришёл чтобы сделать это вместе. моя совесть в порядке. они не заслужили, ничего дурного не сделали. на свободе разгуливают действительно опасные преступники, пока они сидят там, под водой. я просто не могу с этим смириться, — чего ещё ожидать от роджерса? — так что подумай, прежде чем скидывать меня с борта. между прочим, я бы не отказался от ночи в каком-нибудь более удобном месте, — окидывает взглядом салон позади, вспоминая неизвестное количество дней, проведённых на борту вакандского самолёта — больше он не выдержит. — было бы замечательно, будь там душ и еда менее сладкая, чем арахисовая паста. 

n o w   i' v e   one day
a n d   i   c a n ' t   b e l i e v e
h o w   i ' v e   b e e n   w a s t i n g   m y   t i m e

женщина, словно выбравшаяся из кинофильма шестидесятых в цветочном платье на протяжении недолгой, но утомительной процедуры озорно хихикала и кидала в их сторону любопытный взгляд, подозревающий в чём-то и н т е р е с н о м. стив был готов согласиться с любыми её извращёнными фантазиями, лишь бы получить ключ и удостовериться что она чаще смотрит чёрно-белые комедии, чем новости. в некоторых, особо удачных «дырах» телевидение как таковое вовсе отсутствует — жители деревень развлекают себя книгами, старыми газетами и танцами. перестраховаться следовало, поэтому в журнал (что свидетельствует об отсталости этого места) были записаны чужие имена под одной фамилией. они однажды собирались пожениться, следовательно теперь настало время для свадебного путешествия. вымотанный последними месяцами и недавней пешей прогулкой (потому что оставить джет около мотеля — плохая идея), стив нетерпеливо выхватил болтающийся в её руке ключ и поторопил наташу, легонько подталкивая в спину, пока хозяйка заведения не вообразила ещё какое-нибудь непотребство.   

номер не _ пятизвёздочного мотеля едва назовёшь номером, скорее тесной комнатушкой с обшарпанными стенами и затасканными, потемневшими от грязи занавесками. дурной запах и ощущение грязи — это то, что заставляет застыть на пороге и скривиться, будто наблюдает такое впервые. преодолев себя, он переступает порог и захлопывает дверь в надеждах что та не сорвётся со ржавых петель; повезло, разве что с потолка осыпается грунтовка, быть может старее чем сам стив, и путается в волосах. «никогда не жаловаться», — гласит роджеровский устав. 

— очень неплохо, правда? я только в ванную загляну, — он осторожно приближается к двери с потрескавшейся, облезлой краской, и медлит с тем, чтобы взяться за ручку, покрытую слоем жира и грязи, а также отпечатками чужих ладоней и пальцев. голову просовывает в щель не менее осторожно и хватает нескольких секунд чтобы выбраться обратно в комнату, захлопнуть дверь и кивнуть одобрительно головой.  — сойдёт. 

вскоре роджерс решает пройти через это испытание и быстрее о нём забыть. утешением служит избавление от неприятного запаха, на который наташа до сих пор не пожаловалась. несколько минут он с ужасом рассматривал поржавевшие краны, смесители и трубы, плитку на стене с жёлтым налётом и ветхую шторку, отделяющую душ от остальной части ванной комнаты; зато запах стоит приторно-клубничный (вероятно, геля для душа), выложены сероватые полотенца, пахнущие стиральным порошком и оставлены чистые резиновые тапочки. роджерсу приходится смириться с тем, что он до сих пор не знал настоящей жизни человека в бегах. комфорт современности расслабляет, будто не прошёл суровую войну в сорок пятом — более суровую чем грязный номер в придорожной гостинице. по крайней мере подушки не каменные и бомбы не пробивают стены. после принятия _ смирения он возвращается в комнату и какое-то время расхаживает в полураздетом виде, ища рюкзак, в состоянии шока закинутый в какой-то угол. рюкзак находится под большим горшком с не менее большим, раскидистым цветком — бедняга. показывает наташе чистую футболку и зубную щётку (никогда не признается, что зубную щётку подарили в ваканде), будто свой полураздетый вид необходимо оправдать. дверь за ним громко захлопывается — одну из дверей он обязан сорвать. 

— для начала нам нужен план, — ощущая себя более ч и с т ы м и более человеком, который достоин минимальных удобств, стив начинает расхаживать по комнате теперь в обтягивающей влажное тело футболке. не выдерживая, распахивает шторы и настежь открывает окно, запуская закатные лучи и свежий воздух, в котором угадывается запах душистых трав, разросшихся под стенами дома. — нас всего двое, чего не скажешь про охрану, да и система у них получше любой, которую нам приходилось ломать, — опираясь рукой о стену, он задумчиво рассматривает насыщенный оттенок, точно спелый апельсин, заливающий небо. слышали ли в этом заведении про дневной свет и пользу проветриваний? — а значит нужен хотя бы план тюрьмы, справиться с этим сможешь только ты. что нужно взломать чтобы его получить?.. — за дверью раздаётся женский голос, а после нетерпеливый стук. на секунду можно было подумать, что пришли по их души, но даже если пришли — по другому поводу. стив протягивает руку, собираясь взять удар на себя и открывает дверь, не сказать, что охотно. 

— вы ещё не спите? — из уст хозяйки мотеля звучит чертовски двусмысленно, до явного напряжения в мышцах.  — здорово! ужин! я принесла вам ужин, — она задом наперёд заходит в комнату, следом за собой завозя гостиничную тележку, местами покрытую ржавым и пятнами — белая скатерть должно быть, скрывает остальные не внушающие доверия следы.  — и приготовила для вас кое-что особенное. вы же молодожёны! это так романтично. меритидж девяносто девятого года, достала из нашего погреба, — сияя словно начищенная монета, хозяйка с гордостью протягивает пыльную бутылку. впрочем, выпроводить женщину-имени-которого-знать-не-хотелось оказалось ещё сложнее; она до последнего болтает о всякой ерунде и о том, как здорово быть молодожёнами. должно быть, здорово. стив не может согласиться (потому что игры и легенды — не тот опыт), только порядочно улыбается и гонит страх, подбирающийся хищным зверем; а если узнает? вспомнит? самолично позвонит россу? б р е д. он выдыхает с облегчением только после того, как удаётся запереть дверь на ключ — даже эта простая манипуляция отняла добрую половину сил, несколько восстановившихся, но всё ещё недостаточно. пробовать вино неизвестного происхождения им не впервые, и как ни странно, роджерс решает не ждать какого-то более подходящего момента. откупоривает (штопор не понадобился) и разливает (расплёскивая невзначай по белой скатерти) по бокалам, хочется верить, что чистым. 

— в её глазах тоска по прошлому, — улыбается грустно, усаживаясь в кресле с бокалом в руке. — такая знакомая. наверное время после свадьбы было для неё самым счастливым, — наверное, ты немного завидуешь. некоторое время он наблюдает за наташей, чуть прищурив глаза, что всегда означает предельную внимательность и глубокую задумчивость. у него тоже вопросы. множество вопросов без ответов. дело в том, что отвечать на вопросы они не любят и делают это крайне редко. будь у него возможность напиться — ответил бы на все.  — почему же ты отпустила меня, нат? — наконец-то вырывается это родное и тёплое, всегда произносимое особой интонацией «н а т». сокращение её имени сближает, создаёт более личную, более интимную атмосферу в которой не остаётся ни секретов, ни обид, ни каких-либо недомолвок. словно кодовое слово, открывающее доступ к непринуждённой, откровенной беседе. может быть другие сокращают не задумываясь, а он задумывался всегда. незнакомые, чужие люди так не делают, особенно если один из них — стив роджерс.  — я поступил не очень правильно, точнее неправильно... я поступил ужасно. думаю, не для такого ты отпускала, — через несколько секунд залпом осушает бокал, будто это поможет. вкус недурной, вселяет надежды на съедобный хотя бы ужин. а последние лучи солнца обрамляют её волосы, делая ещё светлее, ещё притягательнее. а тишина, воцарившаяся на какое-то время, позволяет понять, что он безмерно скучал; не с того момента, когда отпустила, а с того, когда чёртов росс вломился на базу со своими дурацкими речами. тогда всё закончилось. оборвалось. тогда ему вздумалось шэрон позвонить, будто выбор наташей сделанный разочаровал. 

— я искал тебя, — шепотом, но достаточно громким, чтобы она услышала на расстоянии, — долго... — стив вовсе не пьян, а просто устал.  — ты же не растеряла свои хакерские способности? нам всё ещё нужен план и количество охраны.

[html]<center><div class="nemb">
<nemb1>

я хочу найти прощение

</nemb1>
<nemb>

<img src="

https://i.imgur.com/lPCxa0B.gif

">

</nemb>
<nemb2>

габриэль махт // райан рейнольдс // кто-то ещё

</nemb2>
<nemb3>

имя фамилия популярные

</nemb3>
<nemb4>

главное будь старше меня

</nemb4>
<nemb5>

телеведущий вечерних новостей

</nemb5>
<nemb6>

гетеро

</nemb6>
<nemb7>
<br>
<center>( <font style="font-size: 12px; font-family: Cormorant Garamond;"><i>и твои слова обманут, но глаза не скроют</i></font> )</center><br>

твоё лицо повсюду. ты повсюду. каждое утро и каждый вечер я вижу <i>тебя</i>. ты — звезда как минимум местная, а как максимум — доброй половины нашей свободной страны. твоё обработанное в фотошопе лицо (<font style="font-size: 8px;">я точно знаю, что морщины едва заметные замазали, я точно знаю тебя</font>) красуется на билбордах в центре чикаго, на постерах, прикреплённых к стенам офиса NewsNation, которые до конца рабочего дня подсвечиваются, подчёркивая твою значимость — а ночью подсветка гаснет, потому что экономия беспокоит руководство не меньше, чем пенсионера из жилого квартала неподалёку. мне нравится рассматривать в полутьме твоё лицо, возвращаясь невольно в то счастливое время, когда лицо было настоящим, осязаемым, а не бумажным и плоским под незаметным стеклом. даже от твоего чёртового постера меня отделяет что-то вроде стены, пусть и прозрачной — символично, ведь нас разделяет прозрачная _ невидимая стена, пусть мы и близко. ты — авторитет, любимец студентов (<font style="font-size: 8px;">чаще студенток</font>), которые мечтают изменить мир. наивно и глупо. на выходе тебя встречают поклонники с просьбами оставить автограф (<font style="font-size: 8px;">будто ты голливудская знаменитость, серьёзно</font>), страховая подумывает нанять телохранителя, но пока что не решается. ты будешь против, верно? ты не терпишь мишуру — неотъемлемую составляющую славы. тебя любят, пусть некоторым и невдомёк, зато я знаю все причины и даже больше. <br>
<br>
меня находит директор отдела новостей и предлагает вернуться. ты будешь против. 
<br>
мы работали вместе более чем слажено и довольно долго. ты был лучшим телеведущим, а я — продюсером лучшего телеведущего. мы работали хорошо, пока меня не бросил очередной_дурак_моей_жизни, которого я зачем-то любила. ты зачем-то пригласил меня на ужин, а мы знаем, что бывает <i>после</i>. я не уволилась, значит мы провели ночь в твоей квартире и решили встречаться. только зачем? наши отношения — изощрённая месть бывшему для меня. наши отношения настоящие для тебя. я всё испортила, изменяя тебе четыре месяца со своим <i>бывшим</i> — смешнее не бывает, правда? но только тогда я поняла, что ты определённо лучше. ты определённо мне нравишься. я определённо тебя люблю. я призналась, выплюнула правду тебе в лицо, заведомо купив билет в страну третьего мира, заведомо зная что сразу сбегу, ведь ты не простишь (<font style="font-size: 8px;">и правильно сделаешь</font>). мы, не трудно догадаться, расстались.  <br>
<br>
меня находит директор отдела новостей и предлагает вернуться. ты будешь против. а я возвращаюсь, наивно полагая что, получив ножевое ранение в исламабаде, заслуживаю твоего прощения. д у р а. ты не собираешься (<font style="font-size: 8px;">не можешь</font>) прощать, ты протестуешь, переписываешь свой контракт соглашаясь на любые условия, только бы заполучить утешающую возможность увольнять меня каждую неделю. а я понимаю, что зрители нашего шоу лишились настоящих новостей и настоящего тебя. ты изменился вовсе не по своей воле. ты — не тот, кто любил вещать о погоде и копаться в грязном белье знаменитостей ради рейтингов. я решила, что мы обязаны всё исправить. мы обязаны делать настоящие новости. а ты обязан вернуть свою потерянную марку.  <br>
<br>
настоящий <i>ты</i> неизменно говорит правду, зачастую неприятную и хлёсткую. настоящий <i>ты</i> обольстительный, привлекательный, безжалостный, но справедливый. настоящий <i>ты</i> разносит в эфире тех, кто пытается врать (<font style="font-size: 8px;">на самом деле почти все стопроцентно врут</font>), потому что максимальная честность — твоя политика. настоящий <i>ты</i> всегда прямолинеен, но в глубине души тебя беспокоит чьё-то <i>мнение</i>, и беспокойство ты залечиваешь не лучшим образом — антидепрессанты и прочая дрянь однажды сыграют злую шутку. я буду тревожиться за тебя, буду надоедливой, не сомневайся. <br>
<br>
я похоронила надежды, но в пустом кабинете пока никто не видит — оплакиваю, опуская засохшие цветы возле могилы моего счастья. только я могла так бездарно растратить лучшее, что имела в своей жизни.  <br>
<br>
<i>не прощай меня. я справлюсь. я вытерплю.</i>  <br>
<br>
чисто техническая информация: 
пишу посты с заглавной буквы, обычно от третьего лица, но ради тебя могу в первое, честно. люблю объёмные посты (во всех смыслах) и чтоб двигался сюжет, желательно вперёд. заявочка в пару, но путь долгий и вообще романтика своеобразная — приходи, расскажу. я не хочу ограничивать тебя уж слишком, но этот персонаж видится очень оригинальным. знаешь, тони старк и харви спектр на минималках (или максималках), но, если такой типаж тебе не заходит — обсудим, поменяем, я за комфортную игру. вариант внешности не окончательный, можем повыбирать вместе. максимально быструю связь через лс гарантирую. 

</nemb7></nemb></center>
[/html]